Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король. Машина смерти. Дворец любви. Лицо. Дневник мечтателя)

В черном небе космоса уже вовсю пылал Ригель. Герсен направил корабль к Альфанору; Даро и Викс кипели радостным нетерпением. Наблюдая за детьми, Герсен испытывал противоречивые чувства. Как только они вернутся в полутемный старый дом за обожженными солнцем холмами над Таубом, они поспешат броситься в объятия отца и матери; похищение, заключение в изоляторе и полет домой станут расплывчатым воспоминанием, а Герсена они вообще забудут... Герсен задумался о неисповедимых путях судьбы, сделавшей из него — ему пришлось приложить усилие, чтобы внутренне сформулировать это определение — маньяка, одержимого одной идеей. Что, если, благодаря какому-то фантастическому стечению обстоятельств, ему удастся отомстить за резню в Монтплезанте всем пятерым «князьям тьмы» — что тогда? Сможет ли он отойти от дел, купить участок земли в сельской местности, ухаживать за женщиной и жениться, вырастить детей? Или роль посланца Немезиды стала настолько неотъемлемой частью его натуры, что он никогда не сможет отступиться, не сможет знать о существовании злодеев, не стремясь их прикончить? Второе было вполне возможно. И, к вящему сожалению, его побуждения объяснялись не возмущением и не нравственным убеждением в своей правоте, а выработанным рефлексом, профессиональной реакцией — удовлетворение возмездия, которое он испытывал, носило характер подчинения физиологической потребности, подобного отрыжке или почесыванию.

Как это бывало и раньше, подобные размышления вызвали у Герсена приступ меланхолии, и на протяжении остатка пути он был немногословнее и резче, чем когда-либо. Дети смотрели на него с удивлением, но без страха, потому что уже научились ему доверять.

Корабль устремился вниз — на Альфанор, к Скифии, к устаревшему космопорту провинции Гаррой в Маркари. Оттуда Герсен связался по видеофону с Душаном Одмаром. Лицо заслуженного сотрудника Института заметно осунулось; сразу было видно, что он много беспокоился и сомневался по поводу миссии Герсена. Одмар кратко осведомился о состоянии здоровья своих детей и кивнул в ответ на положительные заверения Герсена.

В тот день между Маркари и Таубом не было воздушного сообщения, а звездолетам разрешалось приземляться только в космопортах. Герсен препроводил детей на борт каботажного маршрутного судна с широкой палубой, обширным грузовым трюмом и пассажирскими каютами в надстройке. До Тауба было восемьсот километров, и плавание вдоль берега занимало целые сутки. В Таубе Герсен арендовал все тот же древний аэромобиль, дребезжавший и норовивший сбиться с курса, и поднялся вдоль длинной извилистой дороги к усадьбе Душана Одмара. Выпрыгнув из машины, дети побежали со всех ног, даже не оглянувшись, к своей матери, стоявшей перед открытой дверью, и бросились к ней в объятия. Лицо их матери было искажено отчаянной попыткой сдержать слезы радости, а Герсен почувствовал внутреннюю пустоту, потому что успел привязаться к детям. Он зашел в дом — Даро и Викс, уже убежденные в своей безопасности, принялись обнимать и целовать его.

Одмар вышел к нему и провел его в простое помещение с белеными стенами, где они уже говорили прежде. Герсен представил свой отчет.

«Кокор Хеккус желает накопить десять миллиардов СЕРСов. Он надеется заполучить эти деньги, вымогая выкуп в размере ста миллионов из ста богатейших людей Ойкумены. У него уже есть примерно треть этой суммы; регулярно поступают новые взносы. Заплатив десять миллиардов, он сможет приобрести в рабство молодую женщину, пытавшуюся избежать этой судьбы, укрывшись на станции Менял и объявив себя в продажу по максимальной возможной цене».

Одмар хмыкнул: «Надо полагать, эта женщина экстравагантно привлекательна, если Кокор Хеккус согласен поступиться из-за нее таким состоянием».

«Надо полагать — хотя верно и обратное: любой товар, предлагаемый по такой цене, вызвал бы у него желание его приобрести, — сказал Герсен. — Я произвел бы «осмотр» этой женщины, как выражаются Менялы, но она, выступая в качестве своего собственного спонсора, взимает десять тысяч СЕРСов только за возможность взглянуть на нее, чтобы отвадить любопытствующих — таких, как я».

Душан Одмар кивнул: «Предоставленная вами информация может стоить или не стоить ста миллионов, поступивших, как вы сами понимаете, из фондов Института. Мои дети вернулись: разумеется, я вам за это благодарен, но не могу допустить, чтобы мои эмоции возобладали над рассудком. Боюсь, что я уже себя скомпрометировал».

Герсен никак не прокомментировал эти объяснения. Он сам придерживался примерно той же позиции. Тем не менее, Институту оставалось винить только себя — если бы его руководители захотели, они могли бы уничтожить Хеккуса в одночасье: «Еще одна деталь, которая могла бы вас заинтересовать. Упомянутую молодую женщину зовут Алюсс-Ифигения Эперже-Токай; она утверждает, что родилась на планете Тамбер».

«Тамбер! — теперь Одмар на самом деле заинтересовался. — Это серьезное утверждение или каприз?»

«Насколько я понимаю, она заявила об этом официально».