Кому-то сие и на руку. Тайные дьяки Василия Щелкалова, ещё главного дьяка Посольского приказа, спешили проникнуть за рубежи России и донести кому нужно, что Владимиров престол россиян пустует. Пользуясь беспорядком, пытались позвать всё того же принца Максимилиана. Но ошибались дьяки, думая, что нет в России порядка. Он был, и держали его воеводы по воле патриарха в крепких руках. А притихла Русь лишь по одной причине: ждали сороковин по усопшему царю.
Был у Бориса Годунова верный сподвижник во многих не только малозначительных, но и государственных делах, боярин Игнатий Татищев. По совету Иова и с его поддержкой потребовал он от бояр права закрыть все границы России, особенно западные, в Литву и Польшу. Он приказал задержать всех польских, литовских и немецких купцов в Москве и пограничных городах Смоленске и Пскове. Он поставил стражу не только на всех дорогах, ведущих в смежные государства, но и на лесных тропах, по берегам пограничных рек. Велел Игнатий Татищев воеводам задерживать или выпроваживать с границы всех гостей. Да строго спрашивал с воевод Смоленска и Пскова, ежели они плохо стерегли границу.
В Смоленске начали спешно достраивать крепостные стены, свозили к городу тысячами возов камень, лес. Усиленный гарнизон Смоленска не только не смыкал глаз в стенах города, но его отряды охраняли окрестности на десятки вёрст по правую и левую сторону от города.
Россия ждала нападения врагов с запада и готовилась, чтобы втайне от зарубежных соседей совершить избрание нового царя. Так уж повелось на Руси, что никто не должен знать в других странах, единодушно ли будет возведён на московский престол русский государь.
Вместе с Игнатием, Татищевым вроде бы заботился о безопасности державы и Василий Щелкалов. Да делал это одной рукой. Видимость дела ему нужна была, потому и махал левой, а правой-то чинил России каверзы немалые, как ранее старший брат Андрей. Вскоре же, как отзвучали на Москве похоронные звоны, от Василия тайно ушёл к Льву Сапеге, польскому старосте в Орше, гонец с вестью о том, что русский царь Фёдор скончался. А к сему гонец должен был передать Сапеге, что на престол может взойти кто-то из троих: Борис Годунов, князь Фёдор Романов и князь Фёдор Мстиславский. Гонцу было велено перечислить имена только в такой очерёдности. И каждый должен был понять, что Россия предпочтёт другим претендентам Бориса Годунова. И было Василием добавлено: «А ты, староста, донеси гетману Христофору Радзивиллу, что Московский престол свободен для штирийского эрцгерцога Максимилиана».
В дни сороковин Василий Щелкалов часто навещал Дионисия и сам принимал его тайно. Вместе они сетовали над упущением Фёдора Романова, которое он допустил в час кончины царя Фёдора.
— Сие упущение непростительно. Как мог отказаться князь Фёдор от короны, которую сам царь ему отдавал, — возмущался Дионисий.
Правда, соглашаясь с Дионисием в одном, Василий сомневался в другом: отдавал ли царь Фёдор венец Романову? Поди, кому-то сие только блеснуло в глазах, ан по чести так не было. Что-что, а это действие царя патриарх Иов не утаил бы от россиян. Василий хотя и относился к Иову без ласки, но в мшеломстве не подозревал.
Дионисий же стоял на своём: держал царь Фёдор венец над головой князя Романова. И чем больше выпивал Дионисий медовухи, тем с большей страстью отстаивал свою правду. Дионисий в эти январские дни не дремал и действовал рьяно, выше своего чина, будто оставался митрополитом.
У опального князя церкви было большое влияние на монахов Псковской епархии. В одну из зим, когда там воеводствовал Фёдор Романов, Дионисий немало времени провёл в псковских монастырях. Тогда же в палатах воеводы он встретился со своим старым знакомым по Торжку Иоакимом. В 1592 году тот покинул Торжок и повелением царя Фёдора стал игуменом Псково-Печерского монастыря.
В палатах воеводы Дионисий и Иоаким подружились. Иоаким был умён и хитёр, видел отношение воеводы к опальному Дионисию и считал, что не долго ходить тому в попах, что поднимется, может, и выше, чем был. Что ж, Дионисий давал ему повод так думать.
И вот спустя несколько лет, теперь в Москве, Дионисий вновь встретился со своим другом. Иоаким был уже архимандритом Псково-Печерского монастыря и прикатил в Москву на выборы царя. Первопрестольной Иоаким никогда не любил и в делах не проявлял рвения в её пользу. Да и царей не любил. Но сию нелюбь прятал. Был он родом из Новгорода. И только чудом остался в живых, когда там свирепствовали кромешники опричники. Тогда он, в миру Иннокентий, ушёл в зиму охотиться на белку и куницу. В лесах и пробыл до весны. А как вернулся, хоть волком вой от горя: ни жены, ни сына малолетнего — в Волхове опричники утопили; ни имущества, ни избы — сожгли опричники. Убитый горем, Иннокентий ушёл из Новгорода. И пришёл в Торжок, из Торжка в ближний монастырь, принял постриг да имя Иоакима.