И шепчет Катерина Сильвестру: «Любый, освободиться надо от шишей». Сильвестр соглашается. Вроде бы и не ответил, а она поняла: «И то, загостевались с ними». Катерина торбу дорожную раскрыла, распашницу цветастую достала, шаль ромейскую. На глазах у Сильвестра в цыганку превратилась. Он тоже сменил свой облик. На голову шлык натянул, поверх кутневого кафтана ферязь надел.
Впереди Смоленская застава вот-вот покажется, дорога прямо к Кремлю, а направо — в Донской монастырь. Сильвестр на обочину дороги съехал, коня остановил на развилке, из возка выбрался. Дьяк с приставом подъехали. Дьяк спрашивает:
— Кто такой? Что надобно?
— Чужеземцы мы, из румынской земли, — отвечает Сильвестр. — Странствуем.
Смотрят дьяк и пристав на Сильвестра, на Катерину, которая из повозки выставилась, диву даются: отродясь таких не видывали. Сильвестр с пышными чёрными усами, на поясе сулеба висит, под ферязем рубаха алая видна. У Катерины глаза чёрные в пол-лица, смуглая, вся в узорочье. «Да какого они роду-племени?» — дивится дьяк.
— Донской монастырь где, люди добрые? — спрашивает совсем не русским говором Сильвестр.
— На дороге стоишь, туда и сворачивай, — и рукой показал пристав в сторону монастыря. А дьяк всё ещё дивился на путников.
Сильвестр рубль серебряный дьяку подал, приставу — тоже, поклонился:
— Спасибо, служилые, — и вернулся к возку.
Они с любопытством смотрели, как Сильвестр исчез в возке — будто влетел туда, как вороной конь — про пегого они забыли — свернул к монастырю да тут же и растаял, как в тумане. Дьяк и пристав будто онемели. Лишь крепко сжимали в потных кулаках серебряные монеты.
О том, что они от самого Смоленска гнали впереди себя утеклеца, ни дьяк, ни пристав так и не вспомнили. Да и потом, как докладывали о своей справе боярину Семёну Годунову, словом не обмолвились о Сильвестре и его жёнке, будто и не ведали таких. А послухов рядом не оказалось. Куда как сила Сильвестрова взяла их в полон, даже Семён Никитович своим пронзительным взглядом не уличил в сокрытии «государева дела». Он остался доволен своими посланцами и, выслушав их, тотчас поспешил к Борису Годунову.
Правитель Борис, прежде чем идти на доклад к царю, поделился новостью с Иовом, пересказал всё то, что услышал от дяди Семёна.
— Возрадуйся, отче владыко, спешит к нам в гости сам патриарх первейший Царьградский Иеремия. И полномочия от других патриархов имеет, и на престоле Византийской церкви сидит.
— Что же первосвятителя в Смоленск привело? Или с пути сбился?
— Смоленск наш город славный. Слышал о нём и патриарх Иеремия. Молва не знает рубежей, — рассказывал Борис, — но сие присказка, а сказка — впереди. Будто бы позвала патриарха в Смоленск, хвала ей великая, икона Пречистой Смоленской Богородицы Одигитрии.
Так или не так всё случилось с патриархом, Борис не переживал. Главным для него было то, что Иеремия вёз добрые вести, угодные царю и церкви. И снова он вспомнил о Николае-греке, о Сильвестре-ведуне. Неужели, думал он, сии два человека пропали: ни весточки за год. Сколько купцов из южных краёв его люди опросили.
— Иди, сын мой, порадуй царя-батюшку, — вывел из задумчивости Бориса митрополит.
— Бегу, отче владыко, — ответил Борис и покинул палаты Иова.
...Московское духовенство стало готовиться к торжественной встрече первосвятителя православной церкви патриарха Иеремии. Россияне чтили Царьградского патриарха и считали его первым в христианском мире. Его приезд совпадал с шестисотлетием крещения Руси. Иов благодарил Бога за то, что он распорядился прибытием Иеремии как раз в сие знаменательное время. По церквам и соборам в честь священного праздника служили молебны, с амвонов звучали проповеди.
Сам Иов обращался к прихожанам каждый день со словами древней правды:
— Да пришёл день, когда великий князь Владимир-солнышко послал по всему Киеву дружину со словами: «Если не придёт кто завтра на реку — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб — да будет мне враг». Услышав это, люди с радостью пошли, ликуя и говоря: «Если бы не было сие хорошим, не приняли бы новую веру князь и бояре». На следующий же день вышел Владимир с попами цареградскими и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие же по грудь. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ; а дьявол говорил, стеная: «Увы мне! Прогоняют меня отсюда! Здесь думал я обрести себе жилище, ибо тут не слышно было учения апостольского, не знали здесь Бога, служили мне...»
Владимир же был рад, что познал Бога сам и люди его, посмотрел на небо и сказал: «Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как познали тебя христианские страны. Утверди в них правильную и неуклонную веру и мне помоги, Господи, против дьявола, да одолею его козни, надеюсь на тебя и на твою силу».
Верующие слушали Иова затаив дыхание. Купол собора сиял, наполненный солнцем. И наступило время встречи большого гостя.