— О, это отдельная и весьма болезненная для нас тема! — ответил Николай Валентинович. — Алексей оказался настоящим семейным диктатором. Он полностью подчинил себе Олю, она и шагу не могла ступить без его ведома, на всё спрашивала у него разрешения. В какой-то момент вообще перестала с нами разговаривать.
— Да, я пыталась объяснить ей, что у современной женщины должно быть своё независимое мнение, — вмешалась Елизавета Феликсовна, — но она только смеялась надо мной.
— То есть вы считаете, что жена не должна слушаться своего мужа? — осведомился Иваненко.
— Мы же не в каменном веке живём, зачем возрождать домострой? Диктатура мужчины в семье подавляет личность женщины, не даёт ей развиваться! — возмутилась Маркова.
— Понятно. Как вы думаете, могут ли Алексей и Ольга скрываться здесь, в Твери, у кого-нибудь из родственников или знакомых?
— Очень маловероятно. Они порвали отношения почти со всеми родственниками и друзьями.
— В Москве ваша дочь с мужем проживали в квартире Семёна Израилевича Кукушкина. Вам знаком этот человек?
— Это мой двоюродный брат по отцу, — ответила Елизавета Феликсовна, поморщившись. — Мы с ним очень мало общались. Но перед своим отъездом в Израиль он позвонил мне и попросил найти кого-нибудь, кто бы мог присмотреть за его московской квартирой. Оля с Алексеем воспользовались такой возможностью и переехали жить в столицу.
— Ольга звонила вам из Москвы?
— Да, регулярно. Последний раз недели три назад. Ничего интересного не сообщила, обычный дежурный звонок.
— Ваша дочь недавно получила какое-то наследство от своей тёти?
— Да, полтора года назад умерла моя сестра, Маргарита, — сообщил Николай Валентинович. — Она была старой девой, и соответственно у неё не было своих детей. Нашу Оленьку она любила, как родную дочь. Кстати, с Марго Алексей и Оля неплохо ладили. Она была им под стать — эксцентричная и религиозно озабоченная, вот и написала на Олю завещание. После её смерти дочери досталась вся её коллекция антиквариата. Мы были против распродажи семейного достояния, но Алексей настоял, и Оля его, естественно, послушалась. Многие вещи были действительно бесценны, а они продали их фактически за копейки! Мне больно даже вспоминать об этом…
— А почему они решили уехать в Москву? У них были там какие-то знакомые?
— Маловероятно, — ответила Маркова. — У нас с Николаем, конечно, есть друзья в Москве, но Оля с ними никогда не была близка. Скорее всего, они просто сбежали от нас. Алексею было неприятно с нами общаться, плюс ко всему он, вероятно, боялся, что, живя рядом с нами, Оленька рано или поздно начнёт прислушиваться к нашему голосу и выйдет из-под его влияния. Поэтому он просто-напросто решил утащить её подальше от нас.
— Спасибо вам за чай и за беседу, извините, что потревожил, — сказал Иваненко, вставая. — Дайте мне, пожалуйста, адреса и номера телефонов всех ваших московских друзей. Я вам тоже оставлю свой номер. Если узнаете какую-то информацию о возможном местопребывании вашей дочери и её супруга, обязательно свяжитесь со мной.
Провожая его к двери, Елизавета Феликсовна вдруг горячо воскликнула:
— Пожалуйста, помогите нам! Помогите вызволить Оленьку из лап этого чудовища! Наша девочка в опасности рядом с ним! Возможно, он её зомбировал и заставляет участвовать в разных омерзительных обрядах. Я не переживу, если с моим ребёнком что-то случится!
— Я постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах, — пообещал Иваненко.
Прогуливаясь по набережной, Пётр несколько раз доставал фотографию молодых людей и пристально всматривался в их лица. Вопросы дикими пчёлами роились у него в голове. Зачем они причиняли боль своим родным? Почему сделались сатанистами — выражали протест нашему больному обществу, погрязшему в лицемерии, тщеславии и глупости? И как, во имя всего святого, зеленокожий пришелец попал к ним в квартиру?!
Глава 5
На приходе
Иваненко заночевал в неприметной гостинице, и ему опять приснился неприятный сон. Скорее даже, это было видение, а не сон. Он лежал на сене в сюрреалистической повозке, напоминающей русскую телегу с козлами, в которую была запряжена шестиногая пегая кобыла. На козлах сидел вечно юный Божественный Возница и посмеивался, время от времени оглядываясь на Петра. Его лицо синевато-трупного оттенка было рассечено шрамом, губы, уши, ноздри и брови утыканы маленькими кольцами, а на скулах угадывались вживлённые под кожу металлические шарики.
— Почто боярина обидел? — спросил Кришна, обернувшись в очередной раз.
— Не я, но представители моего вида, — почему-то ответил Пётр, приподнявшись на локте. Телега медленно тряслась по кочкам.
— Нет у меня больше таких преданных слуг, как он, — покачало головой Божество.
— Посади его к своим стопам, — посоветовал Пётр. — Пущай вечно наслаждается.
Синюшное лицо Божества перекосило от боли.
— Не от меня зависит! — выдавило оно. — Мы будем наслаждаться в разных местах.
— Да ну? А откуда, о великий, у тебя шрам на морде?