Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,Киоск звукозаписи около Сочи.И голос знакомый с хрипинкой несется,И наглая надпись: „В продаже Высоцкий…“Володя, ах как тебя вдруг полюбилиСо стереомагами автомобили!Толкнут прошашлыченным пальцем кассетуИ пой, даже если тебя уже нету.Торгаш тебя ставит в игрушечке „Ладе“Со шлюхой, измазанной в шоколадеИ цедит, чтобы не задремать за рулем:„А ну-ка Высоцкого мы крутанем“.Володя, как страшно мне адом и раемКрутиться для тех, кого мы презираем,Но, к счастью, магнитофоныНе выкрадут наши предсмертные стоны.Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,Для части планеты, чье имя галеркаИ ты к приискателям на вертолетеСпустился и пел у костра на болоте.Ты был полугамлет и получелкаш,Тебя торгаши не отнимут — ты нашТебя хоронили, как будто ты генийКто гений эпохи, кто гений мгновений.Ты бедный наш гений семидесятых,И бедными гениями небогатых.Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.Ты — Зощенко песни с есенинским яром.И в песнях твоих раздирающих душу,Есть что-то от сиплого хрипа чинуши!Киоск звукозаписи около пляжа…Жизнь кончилась и началась распродажа.Е. Евтушенко
* * *
Всего пяток прибавил ты к той цифре 37,Всего пять лет накинул к жизни плотской.И в 42 закончил Пресли и Дассен,И в 42 закончил жизнь Высоцкий.Не нужен нынче пистолет, чтоб замолчал поэт.Он сердцем пел и сердце разорвалось,У самого обрыва, на краю простора нет,Поэтому и жизнь короткая досталась.Но на дворе ХХ век — остался голос жить:Записан он на дисках и кассетах.И пленки столько по стране, что если разложить,То ею можно обернуть планету.И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,И пусть молчат, что умер наш Высоцкий.Что нам Дассен, о чем он пел — не знаем мы совсем,Высоцкий пел о жизни нашей скотской.Он пел, о чем молчали мы, себя сжигая пел,Свою большую совесть в мир обрушив,По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел,И резал в кровь свою и наши души.И этих ран не залечить и не перевязать,Вдруг замолчал и холодом подуло.Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать,За всех за нас он лег виском на дуло.В. Гафт