— Ничего, ничего, Ханночка, этим чашкам давно уже пора… — поспешила успокоить ее тетка Нина.
— Подождите, Нина Яковлевна, — перебила ее Ханна. — Вы хотите сказать, что работали с собранием Фирковича? В Публичной Библиотеке?
Тетка Нина улыбнулась.
— Именно так. Вам известно о свитках Фирковича?
— Известно ли мне?! — воскликнула Ханна. — Да я писала диплом по Дамасскому документу! Я заканчиваю докторат по археологии Кумрана! Известно ли мне?! Нина Яковлевна! Вы можете себе представить, что этот невежа мне ничего об этом не рассказал? Я даже ничего не знала о вашем существовании до сегодняшнего утра!
— Какой невежа? — обижено вставил Сева. — Ты же слышала: «не при детях». От меня все скрывали…
Ханна гневно повернулась к нему. Глаза ее метали молнии.
— Так. Ты еще имеешь наглость оправдываться! После всего этого… — она обвела рукой комнату. — …ты еще имеешь наглость… это уму непостижимо! А ну, марш на кухню! Теперь ты будешь колбасу резать, а я с Ниной Яковлевной разговаривать. Пусть каждый работает сообразно квалификации.
Нина Яковлевна рассмеялась и весело подмигнула племяннику: мол, где ты только таких находишь на свою непутевую голову? Севе оставалось только вздохнуть и отправиться на кухню, предоставив разговору в гостиной немедленно соскользнуть в узкопрофессиональное русло. Он стоял у колченогого стола со вздыбившимся пластиком, стругал сыр, резал хлеб, заваривал чай, раскладывал по блюдечкам икру и севрюгу, а из комнаты через открытую дверь доносилась ровная речь тетки Нины, перемежаемая восторженными восклицаниями Ханны. Градом сыпались неизвестные ему имена, названия, термины… Сева принес поднос, другой, расставил снедь на столе, разлил по чашкам чай, а обе женщины — старая и молодая — все не обращали на него никакого внимания, полностью поглощенные своим захватывающим диалогом.
Наконец Сева решил, что настала пора напомнить и о себе.
— Чай остывает, — произнес он в пространство. — И вообще, кроме вас двоих тут еще люди есть.
— А? — рассеянно откликнулась Ханна и посмотрела на своего возлюбленного так, словно видела его впервые. — Чай?.. Да-да… Нина Яковлевна, и что же свитки Галеви?
— О, это такая интересная находка! — тетка Нина довольно прищелкнула языком и принялась намазывать масло, причем видно было, что мысли ее витают в этот момент вовсе не здесь, над столом, а где-то далеко в дебрях внутреннего хранилища Публички. — Я вам сейчас все расскажу, доктор Ханна. Впрочем, вас, кумранских работников, нашими папирусами и пергаментами не удивишь. Вы и не такое видывали.
— Это да, — подтвердила Ханна. — Жаловаться не приходится. И пергаменты, и папирусы, и медь…
Нож замер в теткиной руке. Она, казалось, начисто забыла о своем бутерброде.
— Что вы сказали? Медь? Вы имеете в виду известный Медный свиток? Но он ведь находится в Иордании, не так ли?
— Так. Известный Медный свиток — да, в Иордании. Но есть еще один, неизвестный… — Ханна помедлила и добавила со вздохом. — И неизвестно где в настоящий момент находящийся…
— Это совершенно невероятная история, тетя Ниночка, — торопливо влез Сева, пользуясь возможностью снова привлечь к себе внимание. — И мы в ней завязли по самые уши. Так что, выходит, не зря мама дула на воду. Ханна, расскажи с самого начала.
Нина Яковлевна выслушала ханнин рассказ молча, с непроницаемым выражением лица, никак не реагируя и не задавая вопросов, так что временами Сева спрашивал себя, понимает ли она, о чем идет речь. Лишь когда Ханна добралась до сегодняшнего разговора с профессором Школьником, тетка Нина чуть заметно кивнула и процедила, почти не разжимая губ:
— Похоже на него. Всегда такой был, осторожный.
— Вы его знаете? — удивился Сева.
— Знаю. Он неоднократно приезжал к нам в хранилище.
— Тогда, тетя Ниночка…
— Давайте, — вдруг скомандовала Нина Яковлевна, пристукнув для верности кулачком по столу. — Где это?
Сева полез в нагрудный карман и вынул листки. Тетка Нина взяла их, как берут ядовитую змею. Она бегло просмотрела первый лист, затем сразу перешла в конец, внимательно изучила последние строчки и вдруг, сняв очки, откинулась на спинку стула и закрыла глаза рукой.
— Господи… ну конечно… господи… да что за проклятие такое?
— Что? Что случилось? Тетя Ниночка? Нина Яковлевна!
— Сейчас, сейчас… — она трудно встала и ушла во вторую комнату.
Ханна с Севой смотрели друг на дружку, не зная, что думать и как поступить. Через несколько минут тетка Нина вернулась. В руке она держала конверт и несколько пожелтевших от времени снимков.
— Слушайте, — сказала она, тяжело садясь к столу. — Теперь уже не важно, «при детях» или нет. И дуть поздно, как на молоко, так и на воду.