Книга

Но самое ужасное, что тем самым несчастные поганят не только себя, но и весь мир вокруг! Все мое знание не поможет мне выжить нынешним утром, как не помогло оно Шимону и Йоханану, и еще многим сынам света и учителям праведности. Нас еще слишком мало. Человеческий мир полон беспорядка и разброда, и, пока он таков, наивно ожидать, что чье-то счастье будет по-настоящему прочным. Шимон любил сравнивать человечество с морем. Помню, однажды полумертвый от горя человек пришел к нему жаловаться на несправедливость:

— Как же так? Я живу по вере и совести, исполняю Закон, всем сердцем люблю Создателя и Его Творение… в чем же тогда моя вина? За что Господь навел на меня беду, смерть близких, грабеж и разбой, гибель детей и разрушение дома?

— Нет твоей вины, брат, — отвечал ему Шимон. — Просто ты капля в человеческом море. Когда со дна моря поднимается муть, может ли отдельная капля остаться прозрачной?

В этом ответе весь Шимон. Он никогда не был слишком высокого мнения о своей персоне. Капля и капля, такая же, как миллионы других. И учителем праведности он сделался вовсе не потому, что вознамерился своими силами исправить грешное человечество. Нет, до такой глупой гордыни он бы не упал никогда. Просто он не отделял себя от моря и ему ужасно мешала муть со дна. Она мешала лично ему, Шимону. Он всего лишь не желал мути в своей маленькой персональной капле. И что ж тут поделаешь, если ради прозрачности собственной капли требовалось, чтобы чистым стало все море?

Эту чистоту невозможно было навязать силой — даже если бы мы обладали такой силой. Ведь она заключалась в знании, причем в знании глубоком, интуитивном, нерассуждающем, таком, которое заставляет тянуться к прекрасному и отдергивать руку от безобразного. Любого человека можно заставить под пыткой сделать все, что угодно. Но никакая сила не убедит его поверить. Нет, на словах-то он согласится даже с тем, что мать его была слониха, а отец — клоп, но велика ли цена такому согласию?

Знание безгранично, оно огромно, как мир… хотя, по сути, собрано всего лишь в одной Книге. Впрочем, в определенном смысле, хватает и десяти простых и внятных правил. А если уж совсем приглядеться, то вполне можно ограничиться и одним-единственным правилом, самым первым и самым главным: Бог един. Два слова, друзья, всего два слова, так мало и в то же время так много! Потому что из этого уже следует все остальное. Все, без остатка.

Мы несли его в себе, это знание, мы все: и мой отец, великий Раббан, и его многочисленные ученики, и Шимон с Йохананом, и я, безымянный бар-Раббан, и торговцы на рыночной площади, и рыбаки на Кинерете, и разбойники на ерушалаимской дороге, и стража у ерушалаимских ворот, и пастухи, и землепашцы, и надменные храмовые священники — мы все, весь народ. Мы получили знание прямо от его Хозяина, из рук в руки, из души в душу, оно стало частью нашего тела, еще одним органом, как сердце или печень. Оно светится в наших глазах даже помимо нашей воли и тем самым выдает нас, если мы притворяемся — из-под палки — что поклоняемся чужим идолам. Пока еще нас мало, но настанет день, когда это знание примут все, и тогда море станет прозрачным, а муть навсегда осядет на дно. Просто сейчас еще не время, не время.

— Вы — хранители, — говорил мой отец, ученый Раббан. — Помните это и берегите сокровище. Если оно пропадет, кончится и человечество. Падет на землю вода, но на этот раз не будет на ней ковчега.

Что ж, насчет необходимости беречь сокровище никто и не спорил. Зато по поводу способа сбережения имелось, как минимум, три-четыре различных мнения. Отец, как и многие другие раббаны, свои главные надежды возлагал на народ. Пока народ помнит веру, пока исполняет заповеди и соблюдает обычаи, сохранится и порученное ему знание. Значит, главное — сохранить народ, как он есть, уберечь его от яда чужих соблазнов, от языческих кумиров, от идолов и божков, от медного змия ложной мудрости и от золотого тельца ложных ценностей.

— Храните народ, — говорил Раббан. — Потому что, сохраняя народ, вы сохраняете знание. Помните: люди слабы и глупы, но и вы тоже не исключение. Ваше отличие от остальных только в том, что вы осознаете свою слабость и глупость, а они — нет. Если потребуется запереть народ за высокими стенами — заприте. Не давайте ему высунуть носа из крепости веры, не выпускайте за ворота в полный соблазнов мир. Чтобы не пропал, разбежавшись поодиночке, не растворился в общем бесформенном вареве, чтобы не пропало вместе с ним драгоценное знание, подаренное людям на Синайской горе.

Шимон, слушая это, с сомнением качал головой.

— Возможно ли запереть целый народ, уважаемый Раббан? — возражал он. — Мир не принадлежит нам, наша страна невелика, население малочисленно. Разве мы диктуем законы — даже здесь, на собственной земле? Есть ли такие стены, которые устоят перед ромайскими таранами?