Книга 1000 Грехов

Это поразило меня как прозрение, как откровение. Теперь я все это вспомнил. Да, я убил Марию. Я вытащил ее в сад и вырыл яму, и яма начала расширяться, обрушиваться сама на себя, когда земля закружилась подо мной и устремилась вниз в какую-то глубокую подземную пропасть, но я не выполз обратно. Я не насиловал труп Марии и не бросал его в землю. Я умер там, внизу, заточенный в тоннах камня и грязи. Мои глаза расширились, когда до меня дошел полный смысл того, о чем я думал. Я умер и попал в Aд, или это был Pай? Каждое мое желание, но все же каждый мой страх.

- Hет! Нет! Не-е-е-ет!!!

Я закричал, слезы катились по моему лицу, и я покачал головой, как будто я мог заставить все это исчезнуть, просто отрицая это.

Мария все еще резала меня скальпелем, и теперь вскрыла меня от живота до середины груди. Я посмотрел вниз и с ужасом понял, что она начала резать гораздо ниже моего живота. Мой пенис исчез. Я почувствовал жжение в горле, когда она вонзила скальпель в мою сонную артерию, а затем разорвала её на шее до самого противоположного уха, аккуратно разрезав гортань и заглушив мой крик, который вырвался из меня, когда я понял, что эта пытка будет продолжаться вечно. Мой пенис снова появился в ее руке, затем снова исчез и снова появился, торчащий из огромной раны в моем горле.

- Ш-ш-ш! - скомандовала Мария. - Не кричи.

Я слышал приближающиеся сирены и видел через щели в жалюзи красные и белые огни машины скорой помощи, когда она с визгом остановилась у моей двери. Я не вызывал скорую помощь и сомневался, что мои соседи тоже. Какими бы пронзительными и мучительными ни были мои крики, они бы вызвали полицию, прежде чем предположить, что я нуждаюсь в медицинской помощи. Конечно, они спасли бы меня, сшили бы меня снова, независимо от того, насколько серьезны были раны, чтобы Мария могла не торопиться, уничтожая меня ночь за ночью, снова и снова.

Hавсегда.

Мое удовольствие и мое наказание.

Мария поцеловала мои разбитые губы, из которых текла кровь, и выражение ее глаз не было похоже ни на что, что я когда-либо видел в них до ее смерти. Не ненависть и даже не любовь, а чистая животная похоть. Я закрыл глаза, когда ее поцелуи спустились вниз по моему телу, успокаивая раны, которые она нанесла, и я снова задался вопросом, был ли это Pай или Aд, но был уверен, что в любом случае это не имеет значения.

Перевод: Олег Казакевич

"День Bоскресения"

- Всех мертвых на улицу! Или мы сами их вытащим! Все сгорят, без вариантов!

Голос перекрикивал в мегафон остервенелую толпу "антивоскрестников" и треск пламени. Они ломились в мою дверь. Взбешенные, перепуганные, жаждущие крови. Жаждущие принести еще одну душу в жертву своим богам в надежде, что те вернут мир в прежнее состояние. И как бы мне не хотелось в этом признаваться, но я был рад, что они пришли. Не должен был он вернуться к жизни. Неправильно это.

Нечестно.

Лучи красного солнца ручейками крови просочились сквозь шторы, заполнив мою комнату темными тенями. После "Colt 45"[6] и MD 20/20[7], с утра меня ждал дикий отходняк, от которого весь мир шатало, а желудок взбунтовался, стоило мне только оторвать голову от подушки. Яркий свет жалил глаза, отдаваясь болью в висках.

В этот день была Пасха - светлое Христово Bоскресение. Обычно, это значило, что нужно встать пораньше и идти всей семьей в церковь. Не то, чтобы я был религиозным. Традиции есть традиции. В то утро поход в церковь казался не самой лучшей перспективой.

Не успел я выключить будильник и улечься спать дальше, как раздался громкий и настойчивый звук: башка гудела как барабан, и спросонья совсем не работала. Звонила бабушка, и она была в панике.

- Что? Ты серьезно?

Поначалу, я решил, что она шутит, только прежде юмористического таланта я за ней не замечал. Может, она хотела проучить меня, потому что я не пришел в церковь. Я решил, что она ошибалась. Ведь то, что она сказала, ни в коем случае не могло быть правдой.

- Я тебе говорю, они прямо за дверью! Быстро приезжай!