Книга 12. Раскрытие Творца (старое издание)

Время от времени рабби Мендл приходит в себя, открывает глаза и смотрит на лица своих учеников. В его взгляде благодарность тем, кто не оставил его в самые тяжёлые минуты его бурной жизни. Его уста бормочут несколько слов, смысл которых не понятен даже самым близким ученикам. Постепенно физические силы всё больше и больше оставляют его. Телесные страдания терзают его, но с его духом не произошло никаких изменений. Его сознание как и раньше совершенно не замутнено ничем.

Рабби Мендл всю свою жизнь стоял на пороге, соединяющем этот мир и мир вечности. Ещё немного и он окончательно переступит через этот порог. Рабби поднял руку, показывая, что он хочет, чтобы они подошли к нему. Он слышит их скорбные вздохи и говорит: — Весь мир не стоит того, чтобы по нему вздыхать.

Приближаются последние минуты, по мере их приближения тишина всё больше сгущается. Последние слова рабби Мендла: — Я буду говорить с Ним лицом к лицу…Открыто, а не загадками…И образ Творца увидит… С этими тремя словами: «И образ Творца увидит» душа Рабби Менахем-Мендла поднялась ввысь.

28.4 В начале дней

Рабби Менахем-Мендл, которого назвали «Старый Мудрец из Коцка», не был коронован сверкающей короной, и его голову не окутывает шлейф легенд, вроде тех, которые рассказывают о Бааль-Шем Тове. Из рассказов о Бааль-Шем Тове прорывается волшебство весны, в них слышится пение маленьких детей-учеников, которых Бааль-Шем Тов ведёт по переулкам местечка, прорываются из них трели пастушеских дудок, свист кнута в руках извозчика. В рассказах же о рабби Мендле сквозит грусть. они похожи на осенний день, на тучи предвещающие о буре…

В жизни рабби Мендла чётко выделяются три периода. Первый — период Люблина и Пшиски. В то время он нёс в себе предвидение освобождённого мира и человека. У него была уверенность в том, что он сможет воспитать триста человек, которые, исправляя себя, поднимутся в духовные миры, людей которых не будут интересовать ценности материального мира, которые поднимутся вместе с ним на вершины мира и провозгласят: «Творец — Ты наш Создатель!»

Второй период — в местечке Томашов и первые годы в Коцке — годы внутренней борьбы и внутренней бури, в которых он искал решение тайны жизни, годы душевных страданий, когда душа то взлетает на духовные высоты, то проваливается в бездну. Третий период — это двадцать последних лет, когда он уединяется в комнате, скрывается от людей и скрывает от них свою Тору.

Рабби Мендлу было 53 года, когда он скрылся от внешнего мира и закрыл себя в комнате, но, фактически, это его уединение было лишь последовательным шагом, вытекавшим из его предыдущей жизни, из его духовных качеств, которые отпечатались в нём со времён детства и отрочества.

Образ рабби Мендла навсегда останется связан с годами его затворничества, с детских лет ему были присущи мятежность и склонность к уединению. Эти свойства развились и привели к своему логическому завершению, когда он прервал контакты со своими учениками. В жизни рабби Мендла ничего не шло гладко. Вся его бурная жизнь состояла из взлётов и падений.

28.5 "Мои сердце и плоть возрадуются "

Рабби Мендл родился в 1787 году в местечке Гураи, родился с крыльями, крылья воображения возносили его ввысь. Часто маленьким убегал из ватаги своих сверстников на песчаный холм. Там он строил из песка здания. Строил — и разрушал, как будто он создавал миры. а потом разрушал их.

Когда рабби Мендл вырос и стал духовным руководителем ему было странно слушать стариков своего поколения — о чём они думали в детстве? Менделе ещё будучи ребёнком размышлял о смысле Творения, есть ли в нём логика и противоречия. Похоже уже тогда его мучил вопрос — в чём смысл его жизни? Несёт ли он в себе семена разрушения и небытия? Этот вопрос волновал его всю жизнь.

Однажды, когда мальчик немного подрос, его учитель повёл учеников гулять в зеленеющие поля, окружавшие местечко. Менделе был вместе с ними, но на обратном пути исчез. Он остался в поле, поднялся на вершины окрестных гор, и там будучи один начал плясать и петь: «Жаждет Тебя, моя душа, сердце моё и плоть моя радуются Тебе, живой Бог». Он много раз повторил: «сердце моё и плоть моя». Как будто это не рот пел и ноги танцевали, а само сердце хотело слиться с Неведомым, как будто пела сама плоть. Уже тогда жаждал он невиданной жаждой, уже тогда у него было желание постичь Источник Всего.