- Господин, господин, - быстро заговорил он, когда взгляд хмурящегося Сульдэ
остановился на нем. - В лагере уже никого не было, когда мы вошли..., - серое словно
вырубленное из камня лицо командующего было совершенно неподвижным; лишь только
его глаза сверили коленопреклоненную фигуру.. - Они бросили почти все, господин.
Сульдэ поднял голову словно хотел убедиться, что его воин не врал. Вид большого лагеря
с десятками брошенных повозок и фургонов, сваленных в беспорядке мешков, наколотых
бревен для костров, действительно, убеждал в том, что лагерь покинули в полной спешке.
- Мы нашли зерно для лошадей, муку в мешках, - комтур даже чуть привстал на ногах, тыкая руками в местонахождение этих находок. - Вон там было вино! Много разбитых
кувшинов! - воин пытался в глазах командующего уловить хоть какой-то намек на свою
дальнейшую судьбу. - И еще много чего...
В этот момент стоявший рядом с Сульдэ полный мужчина, одетый в богатые одежды
ольстерского покроя, что-то ему тихо сказал.
- Что еще? - это были первые слова, сказанные им, и что-то комтуру подсказывало, что
рассказать нужно ВСЕ.
- Еще здесь было серебро, господин, - из-за пазухи смертник вытащил монеты и
осторожно словно они жгли ему руки положил их на снег. - Оно было и в фургоне, - он
показал на тот самый злополучный фургон. - Это настоящее серебро, господин.
От увиденных монет толстяк пришел в настоящее возбуждение и вновь начал о чем-то
рассказывать Сульдэ, но делал он это с таким жаром, что разговор этот был прекрасно
слышен не только им двоим.
- … Теперь вы можете убедиться, - ольстерский перебежчик был откровенно рад, что его
слова о королевском обозе с ценностями нашли столь быстрое подтверждение. - Я был с
вами абсолютно честен, - и, действительно, глубоко заплывшие жиром глаза аристократа
буквально излучали дружелюбие и отвергали всякие мало — мальские сомнения в
честности мужчины. - В этом обозе была собрана вся городская казна и большая часть
налогов с двух провинций. Мой кузен служил в магистрате и он сам... лично видел, как
городская стража грузила ящики с серебряными слитками и мешочки с монетами, - толстяк
то и дело показывал рукой на тот самый высокий фургон, внутри и возле которого уже
ползало на коленях несколько десятков человек. - А еще... еще, - дикое желание быть
полезным новым хозяевам города и, как ему виделось, страны, густо замешанное на жажде
наживы, все сильнее подстегивало его. - В обозе были товары городских купцов из Золотой
десятки. А Золотая десятка, позвольте вам напомнить, это богатейшие купцы … даже не
Кордовы, а Ольстера. Каждый из их числа имеет торговые фактории в Шаморском
султанате, империи Регула, а их караваны забредают даже к южному морю, - толстяк жадно
облизнул свои губы. - Вы представляете, что может быть в обозе… Это целые рулоны
драгоценного торианского шелка, мягкого и шелковистого, как кожа южной красотки, на
ощупь, - глаза его при этих словах заблестели похотью. – А какое вино они привозили! Это
же не вино! Это напиток богов! – аристократ причмокнул губами, словно уже пригубил
этого самого божественного вина. – Я уже не говорю о том, что там могут быть клинки из
гномьего метала.
Тут его взгляд словно случайно скользнул на длинный кинжал, который черным матовым
блеском выделялся на поясе командующего.
- Говорят, что один из купцов, - толстяк заговорщически прищурил глаза. - Напрямую
торгует с самими гномами, которые продают ему не только железки для богатых
бездельников, но и настоящее оружие.
Сульдэ неуловимо вздрогнул. Опять всплыли гномы... Перебезчик заметив реакцию, заговорил с еще большим жаром.
- Я тоже сильно удивился, когда услышал об этом, - говоривший доверительно
наклонился к шаморцу. - Как это так? Гномы начали продавать свое оружие! Не может
быть! - каменная маска на лице Сульдэ окончательно треснула; его пальцы правой руки
слезли с рукояти кинжала и с хрустом сжались в кулак. - Но я видел своими собственными
глазами. Это были настоящие клинки... И все это может быть в обозе.
В конце этой тирады Сульдэ что-то тихо прошептал. Однако, стоявший рядом тот самый
толстяк, кавалер Милон де Олоне, из-за своей жадности одним из первых перешедших на
сторону врага, мог бы поклясться чем и кем угодно, что шаморец произнес чье-то имя, до
боли напоминавшее имя владыки гномов Кровольда.
Толстяк все еще продолжал что-то бубнить, время от времени взрываясь резкой
жестикуляцией, но шаморец его уже не слушал. «… Значит, все-таки это он…Лживая
тварь! - Сульдэ все больше и больше убеждался, что владыка Подгорного народа
обманывал их, когда клялся в верности новому союзу. – Вот откуда эти проклятые стрелы!
– перед его глазами сразу же возникла картина зимней дороги, усыпанная его… его
бессмертными. – Кровольд… Хочешь отсидеться за нашей спиной… Нет уж! Нет! – его