Большая масса ордынских сокровищ была захвачена Романовыми в XVIII веке на территории Московской Тартарии, то есть на Урале и в Сибири. Поэтому становится ясным, почему именно в это время Екатерина II (1729–1796) получила, наконец, возможность «овладеть русским камнем», как сообщает А.Е. Ферсман [876:1], с. 204. Оказывается, «СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЭКСПЕДИЦИИ СНАРЯЖАЛИСЬ НА УРАЛ И СИБИРЬ ЗА САМОЦВЕТАМИ И ЦВЕТНЫМИ КАМНЯМИ, ЩЕДРО СЫПАЛИСЬ МИЛЛИОНЫ РУБЛЕЙ НА УКРАШЕНИЕ ДВОРЦОВ РУССКИМ МРАМОРОМ И ЯШМАМИ…» [876:1], с. 204.
Мы видим, что, дорвавшись до сокровищниц Орды-Тартарии, Романовы в упоении тратили огромные богатства. Добытые, кстати, не ими. Гордо хвастались чужими драгоценностями. Экспедиции, посылаемые Екатериной II на Урал и в Сибирь, занимались не только разработкой ставших теперь им доступными месторождений драгоценных камней, но и сбором драгоценностей Руси-Орды в Московской Тартарии. Понятно также, почему именно при Екатерине II, в 1765 году, создали знаменитый петербургский Эрмитаж [876:1], с. 223. Сюда, в новую столицу России, призванную заменить «плохую ордынскую Москву», стали потом свозить сокровища с захваченной Романовыми территории России (современное здание Эрмитажа построено в начале XIX века [876:1], с. 223).
Оказывается, СРАЗУ ПОСЛЕ «пугачевской войны» начинается бурное наполнение Эрмитажа богатствами. Как мы теперь понимаем, богатствами захваченной Руси-Орды. Выясняется далее, что «увлечение камнями и особенно бриллиантами (алмазами) описывается в ряде мемуаров и записок ЕКАТЕРИНИНСКОГО ВРЕМЕНИ; В ПЕРИОД ОТ 1775 (то есть СРАЗУ после разгрома „Пугачева“ в 1774 году —
Императрица очень гордилась. Прогуливалась по пустынным залам и осматривала недавние военные трофеи. Было приятно. Награбили столько, что уже не знали — куда бы еще употребить бесчисленные русско-ордынские алмазы. «В моду вошли изделия с бриллиантами — серьги, пряжки для башмаков, поясов, пуговицы и запонки, браслеты, банты, букеты цветов, табакерки и гребни… В это время (то есть во второй половине XVIII века —
Становятся также понятными и дальнейшие события. Кстати, достаточно странные, если оставаться на точке зрения романовской версии истории. Выясняется, что после столь блестящего, но довольно короткого периода бурного накопления огромных богатств Екатериной II, начинается поистине загадочный упадок. После Екатерины II, как пишет А.Е. Ферсман, «падали старые традиции. Правда, БЫЛЫЕ БЛЕСК И РОСКОШЬ ЕКАТЕРИНИНСКОГО ДВОРА поначалу не позволяли отказываться от сверкающего самоцвета, золота и серебра. НО ЗАТЕМ НАЧИНАЕТСЯ УПАДОК. Покровительство художникам ювелирного дела стало сменяться мелочным коммерческим расчетом. Ювелирное искусство не поощрялось. Камней покупалось меньше… При Александре II ЭТОТ УПАДОК КРАСОТЫ И СТИЛЯ достиг своего апогея. И через весь XIX в. проходит это постепенное падение и самого ювелирного дела и сокровищ Алмазного фонда… Алмазный фонд не пополнялся и не улучшался, но растрачивался и неудержимо шел к упадку…» [876:1], с. 204.
Все ясно. Бездумно растранжирив огромные сокровища Великой Империи, и неумело пользуясь захваченными уральскими и сибирскими месторождениями драгоценностей (ведь многие профессиональные сведения и секреты ордынских мастеров тоже были утрачены после падения Московской Тартарии), Романовы «обнищали». Ювелирное искусство, как теперь нам уклончиво говорят, «перестали поощрять». Ясное дело, гранить и переплавлять, в общем-то, стало нечего. Во всяком случае, по сравнению с эпохой безудержного грабежа и дележа казны «Монгольской» Империи. Новые украшения, которые стали самостоятельно делать романовские ювелиры уже после Екатерины II, оказывались куда примитивнее прежних ордынских. А.Е. Ферсман рассказывает: «Грубые, тяжелые вещи эпохи Александра II наравне с грациозными вещицами середины XVIII в. приобретают сейчас историческую, художественную и материальную ценность, как показатель разложения…» [876:1], с. 295.