Книга 2_Тропа каравана

Что же до моей мечты стать служителем… В караване он даже нужнее, чем в городе.

Там все зависит от Хранителя, здесь же – от воли богов и силы каждого караванщика. Мне всегда хотелось приносить утешение, возвращать спокойствие и уверенность в души тех, кто потерял веру. И пусть меня не называют служителем, порою я чувствую, что на деле являюсь им. Атен, в жизни нет ничего хуже, чем думать, что мечты не сбудутся никогда. Лучше уж обманывать себя. Надежда – все, что есть у многих из нас. Нельзя отнимать даже ее.

– Я понимаю…

Он умолк, но тишина была не долгой. Очень скоро полог взметнулся и в проеме показались чем-то очень обеспокоенный Лис и заплаканная Лина.

– Атен! – только и смогла вымолвить женщина.

– Что случилось? – сердце бешено забилось у него в груди. Чувствуя неладное, оно готово было кричать, стонать от внезапной боли.

– Мы не может найти Мати,- опустив глаза, словно чувствуя в этом свою вину, промолвил помощник правой руки.

Видя, что Атен готов, не дослушав до конца, броситься искать дочь, Евсей схватил его за плечи, удерживая: – Успокойся! Ты ничего не сможешь сделать в таком состоянии!

– Моя малышка…!

– Успокойся и выслушай! – он кивнул Лине, приказывая ей рассказать все.

– Одна из рабынь уложила ее, – заговорила та, всхлипывая, – потом пришла ко мне, сказала, что девочка уснула… Я укачала своих малышей и решила посмотреть, как она… мне было неспокойно… Ее не оказалось в повозке! Мы перевернули все, но так и не нашли. Я ума не приложу, куда она могла пойти…

Атен попытался взять себя в руки, успокаивая мыслями о том, что дочка просто захотела побродить по шатру.

– Нужно проверить в боковых повозках… Мати любит слушать песни ветров…

– Мы уже смотрели. Мы проверили все уголки, где она могла спрятаться…

Боль и страх вновь накатили на него ледяной волной:

– Значит, нужно искать за шатром, – он надвинул шапку, запахнул полушубок. – Она не могла уйти далеко.

– Снег стоит стеной, – Лис опустил голову, боясь встретиться с другом взглядом.

Он продолжал: – А мы даже не знаем, в какую сторону она пошла! Я прикажу еще раз осмотреть шатер, расспрошу всех. Может быть, кто-нибудь ее видел…

– Если она там, – Атен махнул рукой в сторону снежной пустыни, – дорога каждая минута!

– Мати достаточно взрослая, чтобы понимать: нельзя уходить из шатра.

– Я уже говорил, она не такая, как все! Она не чувствует страха перед пустыней!

– Если девочка попала в метель, она вряд ли выживет, – прошептал Лис. Все замолчали. Тишина стала тяжелой, гнетущей.

– На все воля богов, – с трудом, сквозь слезы, прошептала женщина.

– Нет! – резко мотнув головой, вскричал Атен. На его лице отразилась такая решительность, что караванщики поняли: сейчас его не остановят никакие слова, уговоры, убеждения. Это будет не под силу даже богам, не то что людям. Он ринется на поиски и упокоится, лишь найдя девочку. Или заснув вечным сном смерти.

И тут вдруг метель умолкла, словно пожалев людей и согласившись им помочь.

Лис и Евсей переглянулись, и последний проговорил:

– Коли сама госпожа Айя на нашей стороне, стоит попробовать… Лис, ты останешься с караваном. Если мы не вернемся, продолжай путь.

– Но… – попытался возразить тот.

– Я не отпущу его одного. Однако мы должны подумать и о других. И не спорь со мной: у тебя есть семья, дети. Ты должен остаться хотя бы ради них. И, наконец, он мой брат.

На миг их глаза встретились и Лис, кивнув, отступил. Евсей отобрал нескольких молодых мужчин, приказал им взять веревки и все вместе они вышли из шатра.

Атен успел обогнать их почти на сто шагов.

– Мати! Мати! – доносился до них его срывающийся голос.

Пока один из дозорных привязывал к ободу боковой повозки веревку, чтобы найти обратную дорогу и не заблудиться в пустыне в том случае, если вновь поднимется ветер, Евсей на мгновение замер в нерешительности: "Где же ее искать? Кругом одни снега и никаких следов, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд".

И вдруг… Он даже провел рукой по лицу, словно стряхивая наваждение. Но нет, оно не исчезло – странное свечение возле самого горизонта. Словно упавшая в снег звезда, белая на белом, звала их себе. В ее огне чувствовалась душа, мысль, зов.

– Это наш единственный шанс, – прошептал Евсей и бросился вперед, увлекая за собой остальных.

Бежать было трудно: лохматый снег комьями прилипал к снегоступам, не желая выпускать из своих объятий, испуганный, взмывал и, попадая в лицо, запорашивал глаза, набивался в нос, рот, мешая дышать.

Но люди не останавливались, не сбавляли шага. Забыв о себе, они думали лишь о девочке, оказавшейся одной среди снегов… …Этим вечером Мати долго не могла заснуть.

Она привыкла, что метель убаюкивала ее своими песнями, снег успокаивал скрипом и шепотом. Здесь же, в шатре, до девочки почти не долетал голос пустыни. И еще рабыня, которой было поручено о ней позаботиться, запела какую-то городскую песню, лишенную протяжности, задумчивости пути.

От досады Мати даже прикусила губу. Она натянула одеяло на голову, и, решив поскорее отделаться от чужачки, притворилась спящей.