Книга 3_Город богов

– Нет, это невозможно… – а затем, случайно заглянув в настороженные, полные мрачных предчувствий, глаза Атена, сглотнула подкативший к горлу комок, глубоко вздохнула, сдерживая готовый сорваться с губ безнадежный стон. – Но даже если… – глядя не на чужака, а на хозяина каравана, удивленная его реакцией на все происходившее, читая в глазах немую скорбь и боль осознания чего-то, недоступного всем остальным, несмело заговорила она, – если даже так… Что может угрожать нашим детям? Да, они нарушили закон. Но совсем не желая того, я уверена! Ладно, нарушили… Ну что ж, мы заплатим штраф, заплатим столько, сколько потребует совет города. Ведь так? – она повернулась к остальным караванщикам, ожидая от них поддержки.

– Конечно, – собравшиеся согласно закивали. Все, у кого были собственные дети, волей – неволей ставили себя на место родителей Сати и Ри, содрогаясь в душе от мысли, что бы им пришлось испытать в том случае, если беда коснулась их семей…

Лицо Рани осветилось улыбкой. Все уже представлялось ей куда проще того, что было несколько мгновений назад. Во всяком случае, теперь она хотя бы что-то знала. И, главное, ей было известно, что дети живы.

– Они же не смогут больше ничего сделать, правда? Караванщиков не изгоняют, детей не карают смертью. Вот и все!

Лишь Атен и Евсей оставались мрачны. С их лиц не сходило выражение сочувствия, за которым скрывалась безнадежность. Они видели беду яснее остальных и понимали: все совсем не так просто, как казалось женщине, готовой, в беспокойстве за своего сына, схватиться за тоненькую нить посреди жестокой бури, радуясь, что нашла путь к спасению и не задумываясь, достаточно ли он прочен, чтобы выдержать ее.

Впрочем, Рани все равно смотрела в другую сторону.

Она заметила лишь как, криво усмехнувшись, чужак качнул головой:

– Люди, входящие в городской совет, настолько богаты, что все сокровища каравана покажутся жалкой медяшкой рядом с их ларцами…

– Никто не откажется от наживы, когда алчность не знает пределов, – заговорил Вал, с трудом сдерживая ярость, закипавшей все сильнее и сильнее в его душе от каждого нового слова горожанина, словно тот был единственной причиной всех бед.

– Предел есть всему. За исключением, разве что, глупости, – не замечая чувств, охвативших его собеседника, прервал его чужак.

– Да кто ты такой! – возмутился караванщик, с презрением глядя на щуплого неказистого паренька, едва переступившего рубеж испытания, чье костлявое тело, никак не могущее принадлежать знатному или богатому человеку, было прикрыто лишь набедренной повязкой. Босоногий, с всклокоченными волосами, он скорее походил на бездомного нищего, попрошайничавшего на площади.

– Мое имя Бур, и я из семьи…

– Нам нет никакого дела до твоих родственников! – мужчина был не в силах думать ни о чем, кроме того, что, пока он тут, бездействуя, разговаривает с этим оборванцем, его дочери может угрожать беда. Поэтому он даже не заметил, что переступил общепринятую грань приличия в разговоре с жителем города. Впрочем, в этот момент подобная мысль не тревожила никого из караванщиков. Им и так было о чем беспокоиться.

Чужак, скривившись, болезненно усмехнулся.

Бур хотел уже было махнуть на все рукой и уйти восвояси, подальше от этих неблагодарных торговцев. Однако, почувствовав, как напряглась ладонь Лики, сжимавшая его руку, вспомнив, что помощь нужна не только Сати и Ри, но и Ларсу, он заставил свою ущемленную гордость – дикую, своенравную собаку, вместо того, чтобы скалить пасть, огрызаясь в ответ на оскорбление, поджать хвост, скрывшись до поры на дальних задворках души.

– Совет у нас все равно ничего не решает, – негромко проговорил он, открывая чужакам то, что осознавала весьма незначительная часть из жителей города. – Магом – вот единоличный властитель. А ему ни к чему золото, зато зачем-то очень понадобились ваши ребята. Может быть, из-за того, что они знают, – он искоса глянул на хозяина каравана, которому показалось, что во взгляде чужака было не только любопытство.

Глаза юноши словно говорили караванщику: "Мы оба понимаем, что другому известно куда больше, чем он говорит, но молчим, ибо эти знания – не для ушей непосвященных".

– Да что могут знать дети! – воскликнула Рани, однако, спустя миг, встретившись взглядом с Евсеем, вынуждена была, вспомнив, что с недавних пор ее мальчик стал помощником летописца, пробормотать: – Хотя, оно конечно… – женщина тяжело вздохнула. На ее лицо, которое уже начало было проясняться после известия о том, что сын нашелся, вновь набежала тень. Глаза лихорадочно заблестели, губы чуть приоткрылись. Было видно, что ее мысли мечутся из стороны в сторону, как встревоженный странным звуком зверь, предчувствующий беду, но не видящий ее, никак не могущий ее найти…

– Вот что, – Атен провел рукой по бороде, приглаживая ее: – Расходитесь-ка все…

Я сам поговорю с горожанами…

– Но мы хотим знать! Всю правду, а не ее часть! – решительно возразить Вал.

– Это касается наших детей! – поспешила поддержать его Рани.

– Чужак уже рассказал вам все, что знал.