Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова

Достопочтеннейшие и любезнейшие братия и отцы! До сих пор я отлагал послать к вам печальное и прискорбное свое письмо; проходил день за днем, и я всё таил скорбь внутри себя. Я делал это по многим причинам, которые, думаю, небезызвестны и вашей честнейшей любви. Особенно же я молчал потому, что никак не мог решиться быть для вас вестником горестного и достоплачевного происшествия, то есть преставления блаженного и преславного отца нашего. Но увидев, что слух о сем событии опечалил не только живущих здесь, но и пребывающих в местах отдаленных, так что многим кажется невероятным, чтобы истинный раб Божий перешел от сего мира, и полагая, что слух сей дошел уже и до вас, хотя мы из опасения и молчали о нем, я, побуждаясь необходимостью, хотя и против воли, прибег к письму и решился подробно рассказать вам то, что вы слышали уже из повествований других, рассказать не без слез и рыданий. И у кого бы нашлось такое каменное сердце, чтобы не пролить горячих слез при мысли о такой потере, понесенной Церковью? У кого оказалась бы такая адамантовая душа, чтобы, получив столь неожиданное известие, не показал он свойственного [человеческой] природе сострадания? Жалкий я человек! До какого несчастного времени я дожил! Зачем горестная моя жизнь продлилась до сих пор, чтобы мне быть вестником кончины того, который жил не себе, но Христу (ср. 2 Кор. 5:15)? Итак, воистину, скончался общий ваш отец, тот, говорю, отец, который любил вас нежной отеческой любовью, как истинных своих чад, как делателей винограда Господня, как послушных сынов, как воинов Христовых, как верных исповедников, как своих сотрудников и соучастников во многих, или, лучше, во всех его подвигах! [Col. 1828] Преставился общий отец наш, который был воистину учеником и подражателем Христовым, сосудом избранным (ср. Деян. 9:15), устами Церкви, украшением священников, столпом веры, правилом монахов, евангельским пастырем, апостольским сердцем, славным исповедником, мучеником в своем произволении, солнцем Православия, вселенским учителем. И сей-то общий всем нам отец скончался – сей громогласный проповедник истины, непрерывно текущий поток учения, муж, имевший как бы необъятный разум для того, чтобы управлять другими по Божественным заповедям, дивный советник, верный строитель таин Божиих (ср. 1 Кор. 4:1), гражданин небесного Иерусалима, очищенный ум, златозрачная душа, дверь покаяния, источник догматов, благозвучная лира Духа, жилище Блаженнейшей и Начальственной Троицы. Говорю это не для того, чтобы преподать вам утешение, – ибо какое слово сможет обрести врач для такого горя? – но для того, чтобы в сих словах излить скорбь, непрестанно терзающую мое сердце. Почил общий наш отец, сей земной Ангел и небесный человек, чистейший храм девства, всегда и во всем глубокомысленный истолкователь духовной мудрости, искренний служитель Христов, светлое око Тела Христова, подвижник терпения, победитель ереси иконоборцев, орудие правды, источник милости, ревностный блюститель законов Господних, сокровищница добродетелей, сладкоречивый и благоприветливый. Кто исчислит такие и сим подобные названия, кои, по благодати Божией, своими делами заслужил тот, кто стал всем для всех (ср. 1 Кор. 9:22) апостольским расположением? О, возлюбленные мои! Можем ли мы, смиренные, понять эту тайну? Какая [сокрыта] здесь неизреченная премудрость Божия! Мне нужны теперь плачевные вопли Иеремии или кого другого из блаженных и святых мужей, оплакивавших тяжкое бедствие, потому что скончался муж – столп и утверждение (1 Тим. 3:15) Церкви или, лучше, перешел от нас к блаженной жизни, и грозит опасность, чтобы после падения такой опоры не пали другие и чтобы чрез сие не обнаружилось то, что было в них гнилого. Сомкнулись уста, кои в законе Господнем поучались день и ночь (ср. Пс. 1:2) и кои свободно источали слово истины для назидания в вере. Не слышно более советов мужа, движимого по Богу. Сомкнулись очи, смотревшие прямо и ясно отличавшие лучшее от худшего. Запечатлелись уста, кои хранили [Col. 1829] ведение и из коих, как из уст Ангела Господа Вседержителя, другие узнавали закон Божий (ср. Мал. 2:7). Умолк язык – истолкователь Божественных догматов. Охладела рука, обогатившая мир письмами и обратившая многих к познанию истины. Остановились прекрасные ноги того, кто стоял по целым ночам и благовествовал многим мир (ср. Рим. 10:15) и другие блага. Почил ум острозрительный, постигший глубины Духа (ср. 1 Кор. 2:10), провидевший отдаленное и предвидевший лучшее. Сокрылось в землю тело, упражнявшееся в подвижнических трудах и претерпевшее много изгнаний и заключений, биений и мучений. Таков поистине был блаженнейший отец наш, отец и учитель многих! Это второй Авраам, благословенный Богом и имеющий бесчисленное семя; это подражатель Предтечи, соревнователь Илии и по благодати – Финееса; это новый Самуил, избранный от тем (Песн. 5:10), коего добродетели были воспеты и прославлены многими градами, областями и островами, коего жизнь и подвиги ублажают все пределы [земли]. Ибо кто, подобно ему, любил добродетель или ненавидел порок? Кто, как он – скажу словами апостола, – умертвил земные члены свои (Кол. 3:5) и, очистив себя самого, соделался храмом Живого Бога (2 Кор. 6:16)? Кто мог быть таким вождем, каков был он, ибо он так устроил свое воинство против врага, что, сражаясь, счастливо одерживал победу и поражал его? Кто яснее его прозревал в будущее? Кто имел такой твердый и постоянный нрав? Но недостало бы времени, если бы я захотел всё говорить о нем, и потому опущу известное всем, дабы письмо не сделалось слишком обширным.