Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова

Итак, когда ты намереваешься молиться, то благодари Господа и Владыку за то, что Он привел тебя из небытия в бытие[365], что избавил тебя от всякого заблуждения, призвав и удостоив быть причастницей ведения о Нем Самом от заблуждения языческого, от заблуждения еретического; потом за то, что Он приготовил тебя начать монашескую и равноангельскую жизнь после наслаждения общественной жизнью; размышление об этом достаточно расположит душу к сокрушению и пролитию слез; отсюда просвещение сердца, услаждение духа, стремление к Богу, а когда это пребывает в сердце, то прогоняется всякий порок. Когда таким образом вознесешь благодарность Богу, исповедуйся пред Ним, говоря: «Ты знаешь, [Col. 1064] Владыка, сколько я грешила пред Тобою и сколько грешу каждый час», – припоминая тот или иной грех и «яже ведением и неведением», впрочем, не перечисляя без разбора то, что усиленным припоминанием может причинить вред душе. Отсюда произойдет у тебя благодать смиренномудрия с сокрушением сердца и страхом воздаяния Божия. После того проси, вздыхай, (124) умоляй Господа твоего о прощении их и укреплении тебя на будущее время для угождения Ему, говоря: «Более, Господи мой, Господи, не буду прогневлять Тебя, более не буду любить ничего другого, кроме Тебя, поистине достойного любви; а если опять прогневаю, то, припадая к милосердию Твоему, молю даровать мне силу, чтобы я могла угождать Тебе». Если у тебя явится мысль совершить что-нибудь другое доброе, усердно проси о том. После того призывай Святую Богородицу, чтобы она помиловала тебя; святых Ангелов, того Ангела, которого имеешь хранителем жизни твоей, чтобы он охранял тебя и покровительствовал тебе; Предтечу, апостолов, всех святых и тех, кого ты особенно имеешь обыкновение призывать, и того, которого память совершается в тот день.

Прошение к Богу.

В этом, кажется мне, состоит сила молитвы, и хотя каждый может молиться иными словами, а не совершенно одними и теми же, – ибо и молящийся сам к себе не всегда говорит одно и то же, – но сила [молитвы] необходима одна и та же для всех, по моему мнению. Бодрствуй, молясь о должном, постоянно усовершаясь и строгой жизнью представляя всю себя угодной Господу.

43. К Иосифу, брату и архиепископу (I, 43) [366]

И первое письмо братской и отеческой святости твоей было исполнено глубины, хотя по количеству слов оно было мало; и второе исполнено всякого ведения и смиренномудрия, имея один только недостаток – незаслуженные похвалы мне, бедному. А я не для красоты речи, нет, но по истине сказал, что ты сияешь среди нашего поколения в архиепископском сане, подобно святым отцам. И не погрешил бы я, назвав тебя столпом и утверждением Церкви, прекраснейший брат мой. Ибо всякий, заступающийся и страждущий за истину, есть основание и вершина ее.

(125) Хорошо, что ты просмотрел тетради (τετράδας)[367]. Ибо твое напоминание или, лучше, приказание послужило для нас поводом к рассмотрению и разрешению этого предмета, которое вместе с другими приложениями, по совету отца нашего, в вышеупомянутых тетрадях я послал твоей святости, не привнеся от себя самого никакого суждения во всем сочинении (потому что нельзя быть законнее закона и справедливее правила), а только выбрав и соединив, хотя и неискусно, мнения и заповеди божественных отцов, как того требовало содержание противного учения. Если ты не откажешься от труда прочитать, то, я уверен, это будет полезно.

Но так как мир (ειρήνη), несомненно, есть прекрасное дело (я люблю его, хотя и грешник) и так как надобно [Col. 1065] склоняться к нему, то мы и делали это, пока было возможно, удалив значительное бремя, по выражению божественного Кирилла, частью тем, что по общему совету хранили молчание, когда еще раньше объявили невинным сочетавшего прелюбодеев (тогда я находился там), а молчание есть отчасти согласие, за которое ухватившись, противники, как ты знаешь, старались отклонить нас от противодействия, частью тем, что когда объявлено было второе оправдание его от поправших законы Божии, мы говорили: пусть он перестанет только священнодействовать, продолжая пользоваться почетом[368], по правилу святого Василия[369], тогда как он служил уже два года вместе с патриархом, что было страшно и выходило за пределы икономии. Не стану говорить о ложных суждениях относительно того, почему мы удалились от него, и о том, как принимали участие в благословениях от пресвитера на пиршествах и в поминовении патриарха. Но между тем как мы по икономии столько уклонялись, они, напротив, с упорством возрастали во грехе; Бог же прозревал нечто лучшее, чтобы и мы, смиренные, не напрасно переносили первую ссылку, и вторгшееся в мир прелюбодеяние как-нибудь не признано было маловажным от излишнего снисхождения к сочетавшему его.