Книга 6_Путь тени

"О его самопожертвовании, я, конечно, расскажу, но не о смерти, нет! И не потому, что мне больно вспоминать, переживать все вновь. Пусть если не в жизни, то хотя бы в легендах он не узнает смерти. Пусть он просто уйдет, покинет край снегов, при жизни перейдя в край благих душ и вечных снов. Как это было с великим Гамешем. Да, так будет лучше. И легче".

Он провел рукой по лицу, смахивая снег, пригладил усы и бороду, потом – протер глаза, прежде чем открыть их.

– Ты еще здесь? – спросил он стоявшую рядом с ним, словно ожидая чего-то, Сати.

– Я… – та растерялась, не ожидая от летописца резких слов, которые почему-то показались ей особенно обидными. Глаза караванщицы наполнились слезами, руки повисли плетьми. – Не знаю… – она пожала плечами, а потом заторопилась, готовая сорваться с места, чтобы исправить ошибку: – Я сейчас, быстро…

– Прости, – остановил его летописец. – Я не хотел тебя обидеть. Просто сегодня тяжелый день…

– Я понимаю, дядя Евсей. И он еще не закончился, – глаза Сати погрустнели, однако в них прибавилось тепла и заботы.

– Да, милая… – кивнул новый хозяин каравана. – Он будет очень долгим, этот день…

А теперь ступай к Мати. Пожалуйста. Поверь, я пошел бы сам…

– Но лучше будет мне. Я понимаю. Она… Она может сейчас всякое думать. Даже обвинять тебя в смерти ее отца. Ну… Ей будет трудно понять, поверить, что ничего было нельзя изменить, что ни ты, ни даже господин Шамаш не могли его спасти…

– Ты умница, девочка, – улыбнулся караванщик.

– Я уже иду, – и, повернувшись, она быстро, почти бегом приблизилась к повозке невест, чуть приподняла полог, чтобы сперва заглянуть внутрь.

Мати лежала на одеяле в своем углу, уткнувшись лицом в подушку. Ее плечи дрожали, но рыданий слышно не было. Она чувствовала себя потерявшей саму себя, совершенно опустошенной, глядела вокруг – и ничего не видела, пыталась думать о чем-нибудь, но не находила, о чем? Да и как, когда все мысли вновь и вновь возвращались к смерти отца?

Сначала Мати не верила, что это действительно случилось. Не могла, не хотела. Но потом… С каждым новым мигом она все яснее и яснее понимала – никто бы не стал обманывать ее таким образом. Слишком уж жестоким был обман. А раз так, значит…

И тогда ее душу пронзила такая страшная, рвавшая на части боль, что захотелось не просто разрыдаться в голос, но закричать, завыть, стараясь поскорее выплеснуть свою скорбь, надеясь, что после этого боль ослабеет. Но Мати не могла.

Все тело обмякло, стало бесчувственным, таким пустым, словно сама душа покинула его и села, поджав ноги, рядом, задумчиво вглядываясь в почерневшие от горя глаза.

"Папа! Папочка! – мысленно кричала она, надеясь призвать дух отца, как будто ей было это по силам. А даже если и так – зачем? Что она могла сказать ему сейчас, кроме: – Нет! Не уходи, пожалуйста! Ты мне так нужен! Я не могу без тебя! Я… – как будто она, жуткая эгоистка, даже в этот миг думала только о себе. Или словно он мог, вняв ее мольбам, вернуться. – Я знаю, такое не под силу ни одному смертному, но… Шамаш! – ее внутренний взор обратился к богу солнца. – Верни мне отца! Призови Нинти! Пусть она воскресит его! – девушка замерла, стараясь больше ни о чем не думать, чтобы не пропустить мысленный ответ. Но тишина длилась так долго! И она была такой мучительно тяжелой… – Шамаш, пожалуйста!

Сделай это ради меня! Да, я помню: ты говорил, что не правильно возвращать того, кто уже ушел. Но ведь это было сказано о волчице, умиравшей лишь затем, чтобы переродиться вновь! С людьми все не так! И… Шамаш! Ну что Тебе стоит? Верни его! Если… Если так нужно, спроси отца: хочет ли он вернуться ко мне! Он ведь захочет! – она и подумать не могла, чтобы отец отказался от такого дара. Ведь это означало бы… – Что он просто взял и бросил меня! Как какую-то надоевшую вещь!" А потом, когда все мысли пролетели, все полные боли и надежды, обиды и мольбы слова закончились, а вместе с ними ушли последние надежды, осталась тишина, становившаяся с каждым новым мигом все более и более невыносимой…

Мати закрыла усталые глаза, всего на мгновение, но когда открыла их вновь – вскрикнула от удивления, села, не понимая, что случилось, огляделась вокруг.

Она вновь была в повозке невест чужого каравана. Из-за внутреннего полога до нее доносился храп Нани и сопение Инны.

"Великие боги! Так это был только сон! – она вздохнула с облегчением. Ее охватила такая бурная радость, что она стерла без следа все остальные чувства, не оставив даже злости на Лаля за столь жуткий, невозможно-жестокий обман. Ей было все равно: – Пусть! Главное, что я проснулась, что все то горе осталось в моем сне, что отец жив! Пусть он далеко, пусть я далеко, но мы идем по одной земле, под одним небом, нас связывают своим дыханием одни и те же ветра!" -Хвала богам, – чуть слышно прошептала она, потом закрыла глаза, наслаждаясь покоем, а когда открыла их вновь…