Книга 6_Путь тени

– Почему ты так уверена, что они не прибегут? Ты могла бы позвать их.

– Нет! – резко бросила ему Мати, словно хлестнула воздух плетью наотмашь. – Я не стану их звать, даже если от этого будет зависеть наша жизнь! – она смотрела на Киша в упор, глаза в глаза. – Ты слышишь? Ни ради тебя, ни ради себя!

– Хорошо, хорошо! – не понимая, почему та вдруг так разволновалась, караванщик поднял руки, показывая, что сдается. – Я ведь ничего и не говорю…

– Вот и молчи! – процедила сквозь зубы девушка, после чего отвернулась в сторону, оставляя юношу гадать, что это вдруг на нее нашло.

Киш никогда прежде не видел Мати такой – напряженной, взволнованной, резкой.

Прежде неуверенная и робкая, здесь, в снегах она вдруг преобразилась, будто напившись силой ветров и стойкостью мороза. Хотя, он должен был признаться себе, что прежняя – слабая и беззащитная – девушка нравилась ему больше. Рядом с той он чувствовал себя уверенным, рядом с этой – терялся.

Прошло довольно много времени, прежде чем юноша решился заговорить вновь:

– Почему ты не хочешь позвать волков? Все было бы так просто…

– Испытание не бывает простым! И вообще, не нравится – уходи! – она махнула рукой за плечо, указывая на далекий шатер каравана. – Я не звала тебя с собой!

– Ты же знаешь, я не могу, – побледнев, белее снега, негромко проговорил Киш, в душе которого все вдруг похолодело от того мороза, которым сквозило от слов и поступков Мати.

И та, словно почувствовав это, оттаяла:

– Прости меня, – девушка взглянула на него с печалью и сочувствием. – Я веду себя так, словно ты в чем-то виноват передо мной. На самом же деле все наоборот.

– В происходящем нет ничьей вины. Просто такова воля богов.

– Но если б меня не было, ничего б не случилось… – она качнула головой, не скрывая боли в глубине глаз, а потом заговорила вновь: – Я не могу позвать волков не потому что мне этого не хочется, скорее наоборот – я только о том и мечтаю, чтобы они поскорее пришли и увели меня домой!

– Ты, все-таки, хочешь вернуться в свой караван…

– Ты осуждаешь меня за это?

– За верность? Нет, конечно… – замолчав на некоторое время, он прикусил губу. – Знаешь… Мне очень нравится эта твоя черта. И… И когда все свершится, когда твоя судьба будет определена, я надеюсь, ты будешь так же верна и ей.

– Конечно, Киш. Какой бы она ни была. С того самого мига, как я загляну ей в глаза, и до самой смерти.

– Спасибо.

– За что ты благодаришь меня? – она удивленно взглянула на него.

– За то, что ты такая, какая есть. За то, что ты есть у меня… Мати…

– Да, Киш?

– Я тебе, наверное, уже надоел своими расспросами.

– Да нет, все в порядке. Тем более что когда нам еще удастся поговорить вот так, наедине, без чужих ушей за пологом.

– Здесь холодно, – он зябко поежился, кутаясь в полушубок. – Не простудишься?

– Никогда! Я все-таки караванщица, а не неженка-горожанка.

– Ты – спутница бога солнца. А рядом с Ним теплее, чем в оазисе.

– Это тепло больше для души, чем для тела.

Он вытянул руку, осторожно коснулся выбившейся из-под шапки и трепетавшей теперь у щеки золотой прядки ее волос.

– Ни следа изморози…

– Я ведь говорю: мне не холодно. Я привыкла к снегам.

– Да, конечно, как ты можешь замерзнуть, если ты – дочь госпожи Айи.

– Знаешь, ты бы не очень сильно мечтал о том, чтобы взять в жены полубога. Это ведь все только домыслы да фантазии. А на деле мой отец – хозяин каравана, моя мать – самая смертная из смертных, потому что уже очень давно спит вечным сном…

И вообще, лучше поменьше мечтать о чуде, чтобы потом не пришлось разочаровываться, обнаружив, что жизнь состоит не столько из них, сколько из обыденности…

– Я не разочаруюсь в тебе, Мати. Никогда! – Киш ничуть не сомневался в этом. Ведь он был влюблен, всей душой, всем сердцем и не в бестелесного призрака, а в реальное, живое существо из плоти и крови. – Мне не нужна целая жизнь каких-то неведомых чудес. Достаточно одного – тебя.

– Какой же ты все-таки смешной!

– Смейся, смейся. От смеха становится легче на душе.

– Я не хочу тебя обидеть…

– Это совсем необидно. Наоборот, я счастлив, что могу подарить тебе хотя бы несколько мгновений радости… Мати, – и, все же, он не мог не вернуться к тому, главному разговору, не закончив который юноша не считал возможным отправиться в путь. – И, все же, почему…

Она посмотрела на него вымученным взглядом несчастных глаз, поджала на миг, словно от резкой боли, губы, однако на этот раз ответила:

– Если я позову их сейчас, то введу в круг беды. А я не хочу подвергать их жизни опасности. Прости меня, Киш, конечно же, это жестоко по отношению к тебе, но Ашти и Хан мне слишком дороги.

– Я понимаю, – какие тут могли быть обиды? Ведь речь шла о священных зверях, которым, следуя законам снегов, умирающий от голода должен был отдать последний кусок хлеба, а то и собственную руку. – Вот только с чего ты взяла, что здесь им что-то угрожает? Гареш свято чтит законы. Если тебя испугали его слова о мечах и копьях, то это были всего лишь…