Взрыв колоссальной мощи за несколько секунд занял половину пространства внутри защитного купола.
От пламени и дыма было негде спрятаться, а ударная волна имела мощь, в десятки раз превосходящую ту, что я когда-то спровоцировал, чтобы сломать топор Махуаса.
Тем не менее, не было похоже, что твердыня Драконьего Трона как-то критично пострадала. Сквозь взрыв с помощью восприятия мировой ауры я видел, что башня не только не развалилась на части, чего можно было ожидать после такого столкновения, но и форму свою вполне сохранила.
Похоже, сказывалось то, что возведена она была лично Данброком, да и другие слои защиты, помимо внешнего, тоже наверняка имелись.
Впрочем, сказать, что этот максимально эффектный перформанс оказался бессмысленным, тоже было нельзя.
Спустя пару секунд после удара я ощутил, как защитный барьер вокруг твердыни, мигнув, испарился. А затем и внутри башни начали распространяться энергетические искажения, вызванные, вероятно, отказом каких-то магических систем.
Цели своей мы по крайней мере добились, даже если и не до конца. Хаос в рядах противника наверняка был посеян, да и проникновение в твердыню через появившийся от столкновения пролом должно было стать куда проще.
Однако, не успели мы добраться до этого самого пролома, как навстречу нам появились оккупанты.
— Кассий! Я приятно удивлён! И подумать не мог, что ты решишься на что-то подобное!
В воздухе между нами и свежесозданным входом в твердыню материализовался мужчина лет тридцати на вид. Правда, в отличие от Кассия, он не появился из пустоты. Скорее тут дело было в экстремальной скорости, за которой даже я не мог уследить.
Да и в целом исходящая от него невероятная энергия не оставляла сомнений касательно его личности. Это и был Луарий, сильнейший человек в мире Драконих Островов.
И уже от одного только его внешнего вида у меня зачесались кулаки. Удивительно, как Кассий его выдерживал на протяжение целых пятисот лет.
Высокий и статный, будто сошедший с какой-нибудь картины аристократ, в расшитом золотыми драконами костюме, с ниспадающими по плечам длинными блондинистыми волосами, точёными чертами лица, вздёрнутым подбородком, наглой ухмылочкой…
Он будто был воплощением всего того, что я ещё со времён Земли на дух не переносил. Эдаким золотым, в куче смыслов этого слова, мальчиком, красавчиком, любимцем дам, который с детства имел всё, что только хотел, и которому всё давалось без каких-либо усилий.
Был у меня в универе один такой «знакомый». Истинный мажор в самом худшем смысле этого слова, дико популярный, несмотря на отвратительный характер и наплевательское отношение ко всем окружающим.
Даже сейчас воспоминания о нём с ходу заставляли меня закипать, как чайник. И мне совсем не хотелось думать, насколько же я травил самого себя ненавистью и презрением к нему тогда.
Был ли это комплекс неполноценности? Зависть? Желание оказаться на его месте? Отчасти, определённо. С этим было глупо спорить.
Однако едва ли не бо́льшую ненависть во мне тогда вызывало кое-что другое.
Если мне условный джин предложил возможность оказаться на его месте, но при этом я должен буду и его образ жизни и взгляды на мир перенять, я бы однозначно сказал «нет».
А этот ублюдок, уже имея всё, что только можно пожелать или представить, даже не задумывался над тем, чтобы как-то измениться. Потому что не понимал, насколько на самом деле было важно и ценно то, что было у него в руках.
И одного только взгляда на этого Луария мне хватило, чтобы понять: он именно такой. Человек, относящийся к своей силе, статусу, власти, возможностям — как к должному.
Правда, в отличие от университетского мажора, чьи понты и статус основывались на богатстве папочки, Луарий имел обоснованное право считать всех вокруг грязью. Ведь у него была реальная сила, с которой было невозможно спорить.
Чисто по объёмам энергии, которые я мог оценить довольно точно, он превосходил Кассия почти втрое. Это при том, что старик был старше, возможно, в десяток раз.
И не стоило сомневаться: даже с учётом благословения Данброка такой стремительный рост был бы невозможен без поистине гениальных мозгов и божественного уровня таланта.
Луарий не пользовался плодами чужих усилий, он занял высшую позицию сам. И от этого моя к нему неприязнь как будто бы должна была ослабнуть, но нет. Она выросла лишь сильнее.
Ведь это значило, что исходящее от него высокомерие было не столько следствием неосведомлённости и незнания иной жизни, сколько осознанным выбором.
Университетский «Луарий» уже родился маленьким мажориком. В каком-то смысле у него не было иного выбора, кроме как вырасти в большого мажора.
Луарий до нынешнего статуса поднялся с определённо куда более низкой позиции. И сам определил себя в пупы земли, начав смотреть на окружающих, как на говно.
— Что ты сделал с Моланной⁈ — рявкнул Кассий, проигнорировав «вежливое» приветствие.