Книга алхимика

В котором я рассказываю о том, как в Андалусию прибыл африканец и как ему предложили руку принцессы.

Стоило Элдрику узнать о мученичестве Иакова, как он тут же кинулся в Рим. Его пламенные речи воодушевили кардиналов, и вскоре папскую буллу соответствующего содержания уже зачитывали с амвонов церквей всего христианского мира. Ярость, которую она разожгла, вылилась в целую серию погромов, прокатившихся по всей Европе. Поскольку мусульман под рукой не оказалось, били евреев. По городам и селам бродили странствующие проповедники, суля простолюдинам прощение грехов, если те отправятся на войну с маврами. Франкские короли, завидовавшие богатствам мусульманских стран, усмотрели в происходящем возможность расширить свои владения, а Папа Римский под давлением фанатиков вроде Элдрика начал склоняться к мысли об объявлении священной войны против врагов христианской веры. Из уст в уста передавались слухи о чудовищной «мишкатской резне», масштабы которой сильно преувеличивались. Людей звали отомстить за избиение мишкатских христиан. Пламя ненависти разгоралось все жарче, не желая угасать. Именно это пламя породило Крестовые походы. Именно оно гнало и гонит норманнских искателей приключений в Испанию. Оно заставляет целые армии отправляться к берегам Леванта[59]. Орда франкских монахов и рыцарей учинила резню в Дамаске и разграбила его. Сейчас, когда я пишу эти строки, она движется на Иерусалим.

Если Иаков в настоящий момент сидит одесную Господа Бога, он должен быть очень доволен. Элдрик тоже не остался без награды. Его посвятили в сан епископа, а вскоре после этого сделали кардиналом в Ватикане. Через некоторое время Папа назначил его своим легатом в Испании, наделив при этом неограниченными полномочиями.

Впрочем, власти нашего эмирата были в первую очередь озабоченны другим вопросом: как отреагирует на случившееся Альфонсо, армии которого находились совсем рядом — в Толедо. Когда- то мы были мирной страной торговцев и купцов. Этому времени пришел конец. Ремесленникам и даже ювелирам приказали переделать мастерские в кузни, чтобы ковать доспехи и оружие. Всем юношам старше пятнадцати лет и мужчинам моложе сорока велели явиться в лагеря для военной подготовки и казармы, которые Азиз в спешном порядке возводил на равнине. Те, что помоложе, учились воинскому искусству в школах. Теперь в медресе и даже в синагогах слышалось рявканье приказов. Эхом им звучали робкие ответы мальчиков, которые еще совсем недавно готовились стать факихами и раввинами. Теперь же они учились управляться с копьями. Христианский квартал оцепили. Там были введены законы военного времени. Каждый день мы узнавали о разоблачении новых заговоров. Застенки под дворцом были под завязку набиты подозреваемыми в измене. Множество христианских семьей, причем даже те, чьи предки на протяжении многих поколений жили в Мишкате, тайком, оставив все нажитое, под покровом ночи бежали из города. В надежде на лучшее они отправлялись в Толедо. То немногое, что им удавалось унести с собой, отбирали стерегущие границу войска.

Меня освободили от воинской повинности, поскольку я был дворцовым лекарем. Освобождение получил и Паладон эмиру по-прежнему требовалась прекрасная мечеть. При этом половину рабочих у моего друга забрали, отправив их на горные перевалы укреплять старые крепости и строить новые. Исе повезло меньше. Кто-то из лекарей написал кади донос на христианина, возглавляющего мусульманскую больницу. В итоге лекарю велели сдать ключи своему заместителю, а самому отправляться в один из военных лагерей — служить костоправом и цирюльником. Смещение с должности Иса воспринял с большим достоинством. Он утешал себя мыслью, что выпавшее на его долю все же лучше тюремной камеры. Поначалу мне стало жалко душевнобольных, лишившихся такого чуткого лекаря, а потом подумалось, что сейчас в Мишкате не осталось ни одного человека в здравом уме.

Паника улеглась месяца через три, когда стало окончательно ясно, что король Альфонсо не собирается вторгаться в Мишкат. Да и зачем ему было тратить на это силы? Он уже и так добился того, чего хотел. О былом порядке в нашем эмирате остались одни воспоминания, казна опустошена, а согласие и мир, в котором жили иудеи, мусульмане и христиане, утрачены навсегда. И все это мы сотворили сами, своими собственными руками. Теперь мы не представляли никакой угрозы, и Альфонсо мог сосредоточиться на андалусских эмиратах покрупнее. За полтора года до этого он совершил набег на Севилью и дошел аж до Тарифы, прежде чем повернул назад. Теперь же он направил свои армии на восток, собираясь осадить Сарагосу.