С недавнего времени Джанифа просила меня называть ее именно так. Вплоть до нынешнего момента я стеснялся это делать, но теперь, когда мы вступили с ней в заговор и по-настоящему стали друзьями, мне хотелось показать ей свое искреннее расположение и признательность.
Подняв глаза, я увидел Марию. Разговор с Джанифой оказался настолько напряженным, что я совершенно забыл о старой служанке, которая все это время обмахивала свою госпожу опахалом. Заметив мой взгляд, Мария одарила меня самой располагающей улыбкой.
Джанифа объяснила мне, как отыскать потайной ход во дворец. По ее словам, такие ходы имелись во многих дворцах, поскольку любой правитель всегда боится, что удача может отвернуться от него и ему придется спасаться бегством. Абу не был исключением. Местонахождение потайного лаза было известно только семье эмира и Тосканию, который строил дворец и унес секрет с собой в могилу, не обмолвившись о нем даже родному сыну.
Как только минула полночь, мы с Паладоном поднялись по извивавшейся промеж утесов козьей тропе к потайному ходу, возле которого нас ждала Джанифа со свечой в руках. Мы проследовали за ней в тоннель. Примерно на полпути она открыла обитую железом дверь, и мы оказались в роскошно обставленной секретной комнате. Здесь в случае непредвиденных обстоятельств мог укрыться эмир, чтобы дождаться благоприятной возможности улизнуть из дворца. Айша сидела на самом краешке дивана. Когда Джанифа вошла, она вздрогнула, а увидев меня, открыла от изумления рот. Стоило же бедняжке разглядеть могучий силуэт Паладона, как она прижала ко рту ладошку и расплакалась. Мой друг кинулся к любимой и прижал к себе, осыпая поцелуями. Джанифа посмотрела на меня и закатила глаза, намекая на то, что нам лучше уйти.
— Тетя, вы уверены, что сейчас это уместно? — спросил я. Мое сердце учащенно билось — отчасти от радости, отчасти от страха, отчасти от неожиданности.
— Ну… — протянула Джанифа, и в мерцании свечи я увидел, как ее полное лицо расплылось в улыбке, — может, и неуместно. Если бы мы задержались там хотя бы на мгновение дольше, я бы разрыдалась пуще Айши. Ты же сам велел мне вести себя как женщина. Вот я и веду себя как женщина, клянусь Аллахом. Так что ты должен быть доволен. Да и вообще, какая разница. Все равно завтра Саид объявит их мужем и женой. — Она посмотрела на меня и насмешливо улыбнулась. — Кстати, как ты собираешься заставить эту бочку жира подняться по козьей тропе?
— Боюсь, что с большим трудом. Мне понадобится все моя изобретательность. — Я с восхищением посмотрел на нее. — Не долго же вы беседовали с Паладоном. Я-то думал, вы ему устроите настоящий допрос.
— Мне хватило трех мгновений. В течение первого я увидела, что он действительно очень хорош собой, в течение второго — как он смотрит на Айшу, а в течение третьего — как на него смотрит Айша. Больше мне ничего знать и не надо. — Она хлопнула в ладоши и заулюлюкала. По вырубленному в скалах тоннелю пошло гулять эхо. — У-у-у-ух! Я снова чувствую себя молодой. Давно уже не получала такого удовольствия.
Никогда не забуду той ночи. У стены стоял свернутый ковер. Увидев его, я понял, что Джанифа все спланировала заранее. По ее приказу я развернул его и расстелил на влажном каменном полу. Джанифа опустилась на него и закуталась в одеяло, которое лежало сложенным на ковре. Затем она вытащила колоду карт Таро. Мы стали играть в свете пляшущего пламени свечи, время от времени улыбаясь друг другу, когда из-за двери доносился стон или вскрик.
— Знаешь, кто мы с тобой? — хихикнула она, побив моего «шута» «императрицей». — Парочка сводников. Представляю, что бы сказал мой милый Абу, если бы увидел нас сейчас.
— Думаю, Салим сейчас глядит на нас с небес и улыбается, — ответил я.
— Надеюсь. Как же я на это надеюсь, — кивнула Джанифа, в первый раз за вечер сделавшись серьезной.
В первых лучах рассветного солнца мы спустились с Паладоном по козьей тропе. Он буквально весь светился и мчался так быстро, что я едва за ним поспевал. Он прыгал со скалы на скалу, как молодой горный баран. Паладон почти не разговаривал со мной, но время от времени оборачивался, чтобы заключить меня в свои стальные объятия, отрывая при этом от земли.
— Мой лучший друг! Лучший и единственный! — восклицал он. — Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя?
На это я отвечал, что будет достаточно поставить меня обратно, поскольку я боюсь высоты, у меня кружится голова и мне не хочется сорваться с кручи. Однако, быть может, в то чудесное утро у меня шла кругом голова не только из-за страха высоты. Когда мы увидели, как первые лучи солнца показались из-за горных вершин, превратив бегущие по долине реки в потоки расплавленного золота, я понял, что, как и Паладон, пьян от радости.