А какие научные и философские диспуты мы устраивали! Саид зачитывал мне выдержки из своего труда, который наконец смог закончить в своей новой обители. Он сказал, что дело сразу пошло как по маслу, поскольку теперь всякий раз, когда он сталкивался с какой-нибудь сложностью, он мог обратиться за помощью непосредственно к ар-Рази или Ибн Сине. Иногда он приводил их вместе с собой, равно как и Птолемея, Аристотеля, Диоскорида, Галена и еще многих других. Однажды меня посетил сам Гермес Трисмегист, который показал мне способ изготовления философского камня, оказавшийся более простым, чем тот, что открыл я.
Иногда в мою камеру набивалось столько философов, что я не понимал, как тюремщикам удается протолкнуться через эту гомонящую толпу.
Один раз я попал в крайне неловкое положение. Отец с пророком Илией явились навестить меня именно в тот момент, когда Птолемей и аль-Фергани заканчивали спор о скорости вращения небесных сфер. Птолемей был категорически не согласен с некоторыми теориями персидских и арабских астрономов, и оба ученых мужа в процессе диспута исчертили звездными картами все стены моей камеры. Пророк Илия счел их беседы богомерзкой ересью и принялся размахивать посохом. Драки удалось избежать лишь благодаря нашему с Саидом красноречию. С каким же трудом нам удалось помирить спорщиков! Перед тем как уйти, отец с нежностью на меня посмотрел, погладил по ногам и прошептал: «Как же я горжусь тобой, Самуил! Как же я тобой горжусь! Ты стал тем, о ком я всегда мечтал».
Я был рад это услышать, поскольку чувствовал себя виноватым перед отцом за то, что бросил его в старости. Еще я был признателен Саиду за то, что он как-то раз привел с собой Салима. Визирь сказал, что я оправдал его ожидания и в столь непростое время был вместе с его сыном. «Я знал, что могу положиться на тебя, Самуил, — промолвил он. — Настанет время, и Азиз поймет, что ты действовал во благо, и тогда он придет за тобой».
Наступило счастливое время. Дни и ночи я проводил в блистательной компании самых выдающихся мыслителей. Беседы с ними были настоящим пиром для моего ума. Конечно же, расстраивало то, что я был прикован к стене и потому не мог записывать новые теории, приходившие мне на ум каждый день. Впрочем, по крайней мере, меня больше не тревожили физические страдания.
Однажды Саид не пришел. Я скучал. Ко мне стала возвращаться боль. Ныли мышцы, в местах укусов насекомых жгло и чесалось. Минул еще один день. Саид так и не показывался. Тут я уже встревожился. Вкус хлеба и воды показался мне особенно омерзительным, потому что я не мог от него избавиться, хлебнув шербета. На третий день я стал орать и греметь цепями.
— Боюсь, теперь твое одиночество буду скрашивать лишь я, — виновато произнес кто-то.
Голос показался мне знакомым. Я поднял голову и увидел перед собой Ису, одетого в скромный черный халат. Он с озабоченным видом смотрел на меня и смущенно улыбался.
— Это вы? Но… но как вы здесь очутились? Вас же отправили лечить солдат!
— Отправили, — вздохнул он. — Мне пришлось воевать в армии принца Азиза. Они решили, что лекари им без надобности — ну, во всяком случае, лекари-христиане. Я стал пехотинцем. Думаю, воин из меня получился никудышный. Я никак не мог забыть о клятве Гиппократа. Была большая битва у стен одного города, — он пожал плечами. — И вот я здесь.
— Получается, вас тоже нет в живых?
Не ответив на этот вопрос, Иса подошел ко мне поближе, осмотрел с ног до головы и ласковым голосом произнес:
— Какие у тебя ужасные язвы и раны, Самуил. Должно быть, тебе очень больно. Как бы мне хотелось облегчить твои муки, но, увы, я не властен это сделать.
— Не властны?
— Нет, не властен, — с сожалением ответил он. — Я здесь лишь для того, чтобы вернуть тебе рассудок.
— Я и так в здравом уме. — Слова Исы возмутили меня до глубины души.
— Не совсем, — мягко произнес он. — Однако ты сам меня позвал. И это очень обнадеживающий признак.
— Не звал я вас, — замотал я головой. — Если Саид решил подшутить надо мной подобным образом, ступайте и передайте ему, что его шутка мне не понравилась.
— Я не могу, а вот ты можешь, вызвав его образ силой своего воображения, только, мне кажется, ты больше не хочешь этого делать.
— К чему вы клоните? Хотите сказать, что Саид — плод моих фантазий?
— А ты как думаешь, Самуил?
— Мне знаком этот тон, Иса. Подобным образом вы разговариваете со своими пациентами. С душевнобольными!
— Получается, ты считаешь себя душевнобольным? — улыбнулся Иса.
— Ладно, — кивнул я, — хотите поиграть со мной? Пожалуйста. Давайте призовем на помощь логику и посмотрим по сторонам.
— Не имею ничего против.
— В таком случае извольте взглянуть на эту стену, — ехидно произнес я. — Видите, она вся исчерчена астрономическими картами и формулами. Откуда, по-вашему, они здесь взялись? Чья это работа? Тюремщиков, что ли? Нет, это почерк Саида. Он сделал эти расчеты всего четыре дня назад. А теперь попробуйте убедить меня, что все это плод моего воображения.