Книга апокрифов

― И я говорю,  ― отозвалась старуха, желая отвлечь мужа от печальных мыслей.  ― Вот и  со шкурами то же самое. «Матушка,  ― говорит мне сноха,  ― ну зачем их так долго скоблить? Себя пожалейте; попробуйте-ка выделывать шкуру золой, хоть вонять не будет». Нечего меня учить!  ― набросилась старая Янечкова на отсутствующую сноху.  ― Я и сама знаю, что надо! Испокон веков шкуры только скоблили, а какие шкуры получались! Ну, конечно, если тебе работать лень... Так и норовят, чтобы поменьше работать! Вот и выдумывают без конца да переиначивают. Выделывать шкуры золой! Слыханное ли дело?

― Ничего не попишешь,  ― зевнул старик.  ― Куда там, наши старинные обычаи  ― не по них. Толкуют, будто каменное оружие неудобно для руки. Оно отчасти и верно, да только мы не очень-то гонялись за удобствами, зато нынешние  ― так и смотрят, как бы ручки себе не отбить! Скажи сама, до чего этак дойти можно? Возьми ты нынешних детей.  «Отстаньте вы от них, дедушка, пусть играют»,  ― говорит сноха. Ну, хорошо, а что получится?

― Хоть бы они не устраивали такого содома,  ― посетовала старая дама.  ― Что верно, то верно, держать себя не умеют!

― Вот тебе и нынешнее воспитание,  ― назидательно произнес Янечек.  ― А если иной раз скажешь что-нибудь сыну, отвечает: «Вы, батя, этого не понимаете, теперь другие времена, другая эпоха...» Ведь и костяное оружие, говорит, еще не последнее слово; когда-нибудь, говорит, люди придумают еще какой-нибудь материал. Ну, знаешь ли, это уж слишком: разве видел кто материал крепче камня, дерева или кости! Ты хоть и глупая баба, а должна признать, что... что... ну, что это переходит все границы!

Бабка Янечкова опустила руки на колени. 

― Послушай,  ― сказала она.  ― Откуда только у них все эти глупости берутся?

― Говорят, это нынче в моде,  ― прошамкал беззубым ртом старик.  ― Да вот, взгляни в ту сторону, там, в четырех днях ходьбы отсюда, стало стойбищем какое-то неведомое бродячее племя, ну, сказать, голь перекатная, будто бы они такое делают... Так и знай  ― все глупости наша молодежь переняла от них. И костяное оружие, и прочее. И даже  ― они его даже покупают у них!  ― сердито воскликнул дед.  ― Отдают за это наши славные шкуры! Да когда же это бывало, чтобы чужие с добром приходили? И нечего связываться со всяким неведомым сбродом! И вообще наши предки правильно нам завещали, на любого пришельца надо нападать без всяких там околичностей да отсылать его к праотцам. Так бывало испокон века: убивать без долгих разговоров! «Да что ты, батя,  ― говорит сын,  ― теперь другие отношения, теперь вводится товарообмен!» Товарообмен! Да если я кого убью и заберу, что у него было, вот тебе и товар, и ничего я ему за это отдавать не должен  ― к чему же какой-то товарообмен? «Это не верно, батя,  ― говорит сын,  ― ведь вы за это платите человеческой жизнью, а ее жалко!» Видала  ― жалко им человеческой жизни! Вот тебе нынешнее мировоззрение,  ― расстроенно бормотал старый вождь.  ― Трусы они, и все тут. Жизни им жалко! Ты вот что мне скажи  ― как сможет прокормиться такая гибель людей, если они перестанут убивать друг друга? Ведь и теперь уже оленей осталось до чертиков мало! Им, вишь, жалко человеческой жизни; а вот традиций не уважают, предков своих и родителей не чтят... Черт знает что!  ― крикнул вне себя дед.  ― Смотрю это раз, вижу  ― малюет этакий сопляк глиной бизона на стене пещеры. Я дал ему подзатыльник, а сын говорит: «Оставьте его, бизон ведь как живой вышел!» Это уж  слишком, знаешь ли! С каких это пор люди занимались такими пустяками? Коли тебе делать нечего, так обтесывай какой-нибудь кремешок, а не малюй бизонов на стенках! На что нам такие глупости?

Бабка Янечкова строго поджала губы.

― Кабы только бизон...  ― пробормотала она через некоторое время.

― А что?  ― спросил дед.

― Ничего,  ― возразила старуха.  ― Мне и выговорить-то стыдно... Ты знаешь,  ― наконец решилась она,  ― сегодня утром я нашла... в пещере... обломок мамонтова бивня. Он был вырезан в виде... в виде голой женщины. И грудь, и все  ― понятно?

― Да брось ты,  ― ужаснулся старик.  ― Кто же это вырезал?

Янечкова возмущенно пожала плечами:

― Кто его знает! Видно, кто-то из молодых. Я бросила эту мерзость в огонь, но... а грудь была  ― вот такая! Тьфу!

― Дальше некуда,  ― с трудом выдавал из себя дед Янечек.  ― Да ведь это разврат! Скажи на милость  ― а все оттого, что они вырезают из кости всякую чепуху! Нам такое бесстыдство и в голову бы не пришло, потому что из кремня этого и не сделаешь... Вот оно куда ведет! Вот они, их изобретения! И ведь будут выдумывать, будут какие-то новшества заводить, пока все к чертям не полетит! Нет, говорю я,  ― вскричал первобытный старик Янечек в пророческом вдохновении,  ― долго так не протянется!

1931

Как в древности…

К Евпатору, гражданину Фив, корзинщику, который, сидя у себя во дворике, плел корзины, прибежал сосед его, Филагор, крича еще издалека:

— Евпатор, Евпатор, брось свои корзины, послушай! Ужас что творится!..

— Где горит? — спросил Евпатор, собираясь подняться.