– Браки на небесах, дети мои, благословляются, а от благословления до венчания порой время проходит, поэтому, Аннушка, не спешите с выводами, – со свойственной ему простотой и добротой, которую редко кто перебивает, Ермаген продолжил, дабы не дать время для семейной склоки в церкви, приближение которой почувствовал. – Самое важное о вас я узнал. Теперь сразу перейду к делу. Вам понадобится выбрать крёстную мать и крёстного отца для сына, и нужно вместе с ними прийти в следующее воскресенье на службу, чтобы причаститься, а потом мы и покрестим вашего сына. Кстати, как его нарекли? – спросил он, посмотрев на Александра.
– Димкой, батюшка, в честь моего деда, умный он у меня был, люди его ценили, вот я и записал в загсе Дмитрием. Правда, Аннушка хотела Александром назвать, но я решил: коли мальчик родится, то я его нареку, а если девочка, то она пусть имя выбирает.
– Да, я Сашей хотела назвать, – добавила Аннушка, вспомнив о том, как муж регистрировал ребёнка, пока она лежала в роддоме, – но вот он!..
Она с укоризной посмотрела на мужа, еле сдерживаясь от того, чтобы не выписать ему подзатыльник.
– Аннушка, не расстраивайтесь, всё в воле Божьей, и коли Дмитрием записали, так по благословению Божьему, а мы, как дети, принять волю с радостью и смирением должны, – и, будто вспомнив что-то важное, с такой же приветливой интонацией продолжил: – Вы пришли сегодня, Аннушка, с мужем по поводу крещения, но не ведаете, что следующее воскресенье, на которое крестины наметили, будет днём памяти святого Дмитрия Донского, и он его заступником по жизни пойдёт. Говорят, к удаче, когда имя ребёнка с именем небесного заступника совпадает.
Аннушка обрадовалась услышанному, и её горячий взгляд стал спокойнее. В нём промелькнули осмысленность и понимание, что ничего случайного нет и зря она своего мужа этим в последнее время укоряет. «Ведь богатырём родился сыночек, по-другому и не скажешь. Что мне, как маме, надо? Чтобы он был здоров да рос послушным. Но если сыграют гены отца, – она продолжила петляющую линию размышлений, – то о послушности можно будет только мечтать, притом по праздникам». Аннушке неожиданно стало стыдно перед мужем за то, что за такой пустяк, как имя сына, корит его. И по непонятному принципу женской логики закончила размышления единственным выводом: «Как бы ещё не увели Сашку», – незаметно для самой себя тихо подвинула стул к мужу ближе и, как на бракосочетании, взяла его под руку. И уже более спокойно сказала Ермагену: – Ну, если так, то ладно, – и посильнее прижалась к мужу, будто тот собирался сбежать.
– Батюшка Ермаген, сколько крещение будет стоить? – спросил Александр, дивясь резко изменившемуся поведению жены.
– Да нисколько. Ну, если есть желание и время помочь… то, Александр, приходите на денёк подсобить в восстановлении храма, мужских рук не хватает, а вы вон какой сильный.
– Времени, к сожалению, нет, – отвечал Александр, – кооператив у меня свой, но быть благодарным найду как. Но всё же любопытно, сколько берут за крещение, если не секрет?
– Везде по-разному, где-то не берут, где по желанию, но если всё-таки вам так интересно, неделю назад из города уезжал я – было что-то около двух рублей, но для чего вам это?
– Просто странно, у всех есть цена, а у вас почему-то нету, не люблю я в долгу оставаться.
– Какой же это долг, Александр? У вас и у меня радость, крестить решили, а вы про долг, бросьте эти пустые мысли о деньгах, – и в этот раз Ермаген сказал с той интонацией, которая ясно дала понять Александру, что убеждать принять или придумать оплату за крещение попросту бесполезно.
– Хорошо, батюшка… – протянул Александр фразу, – но всё же завтра в десять будьте в храме. К вам придут от меня два рабочих, и пусть они у вас поработают, скажем так… до среды, кормить их необязательно, у меня они неплохо кормятся, да и на обед ходят, но вот чаем, по возможности, всё-таки их напоите, а то жарко нынче на улице.
– Профессии какой ваши рабочие? – Ермагену стала интересна идея Александра, ведь рабочие руки очень и очень сейчас нужны храму, и такую благодарность он с радостью был готов принять.
– А какой надо?
– Да всякой, чадо, но в первую очередь плотника и электрика, а то, судя по всему, коммунисты не очень-то смотрели за зданием церкви, аж с 1937 года не проводили ремонт, – с грустью выдохнул Ермаген. Но, вспомнив что-то весёлое, с улыбкой продолжил: – Давеча я в подвал зашёл, так электрическим током чуть не ударило, ангел уберёг. Правда, на грабли всё-таки в подвале наступил, ладно реакция осталась ещё со спортшколы, а то бы точно в лоб прилетело, а так отбился. Ну, ничего, к четвергу всех призраков коммунизма из храма сего молитвами я повыгоню.
Все сидящие за столом засмеялись, как будто Ермаген им анекдот рассказывал, но молодые так и не смогли понять, всерьёз он говорит про призраков или шутит. А Ермаген редко шутил, но без юмора по отношению к себе не жил.
У Саши запищали на руке модные японские часы, на которые он сразу же обратил внимание.