Между мной и Валкой довольно натянутые отношения, но мое сердце сжимается, когда я представляю, как больно ей будет, когда она потеряет мужа и сына. Весь ее мир разрушится в
мгновение ока.
— Наша семья ждала годы, чтобы вернуться к власти, — продолжает Кэтрин.
— И никто не отнимет ее у нас снова.
— Власть над чем? Над кучкой испуганных людей, которые пытаются притвориться, что мир не изменился? Которые боятся даже спросить, что происходит? Над этим маленьким клочком земли с десятью тысячами людей? За это мы боремся? Стоит ли? — отчаянно спрашиваю я.
— Конечно, стоит! — улыбается Кэтрин.
— Это все должно быть Хофферсон основал это место и Хофферсоны должен быть у власти.
Я убираю флакон в сумку.
— Пока, Кэтрин, — говорю я. Я обнимаю ее, прежде чем она может оттолкнуть меня. После всего этого, она все равно моя сестра. Я все еще люблю ее. Но теперь я понимаю, что Кэтрин и мой отец никогда не позволяли мне свободно мыслить и действовать, опасаясь, что
это отличаются от их собственных. Они не так сильно отличаются от Президента Хеддока.
А Иккинг помог мне освободиться. Он не спас меня. Он дал мне свободу.
Я думала обо всех возможных вариантах. Я думала о том, чтобы рассказать Иккингу, что планируют мой отец и Кэтрин. Но я должна их остановить. Но ничего не делать тоже не вариант. Я могла бы разбить пробирку и продолжать жить своей жизнью, но они все равно найдут способ убить Иккинга и без моей помощи. Чтобы я не думала, факт остается фактом: они убьют его.
Решение приходит само собой. Если я не могу остановить мою семью сама, я остановлю их с помощью правительства. Я сдамся.
========== Глава 23. ==========
Я оставляю записку там, где ее найдут. Если не сегодня, то завтра рано утром, когда приедет Хеддер. Она не пропустит ее; она слишком хорошо выполняет свою работу. Потом я иду домой и оставляю флакон в нижнем ящике в ванной, где все мочалки и шампуни. Я не знаю, буду ли они проверять отпечатки пальцев, но на всякий случай, вытираю флакон, чтобы на нем были только мои.
Я улыбаюсь во время ужина и стараюсь не думать, что это моя последняя ночь в этом доме.
Я слушаю смех Иккинга и стараюсь не думать, что слышу его в последний раз, потому что завтра он будет ненавидеть меня. Но он будет жив, а это справедливо. После ужина я ложусь под одеяло и не сдерживаю слез. Он это слышит, когда ложиться рядом.
— Астрид? — говорит он. Я хочу запомнить звук его голоса. — Почему ты плачешь?
— Я не плачу, — говорю я, вытирая щеки. Я отталкиваю его и поворачиваюсь к нему. Его глаза выглядят почти прозрачными в лунном свете.
— Давай сбежим, — выдыхаю я. — За забор.
Посмотрим, что там. Найдем океан.
Он смотрит на меня и хмурится.
— Что случилось? — говорит он, наконец. — Поговори со мной.
Но я не могу. Я качаю головой.
— Нет, — шепчу я.
Его руки крепко сжимают мои бедра.
— Когда-нибудь, — говорит он. — Мы посмотрим вместе на океан, я обещаю.
Я киваю, потому что я не могу открыть рот, не представляю, что может из него вылететь. Я просто ложусь на него и целую его. Мягкость его губ, вкус, сила его рук. Я хочу запомнить это.
Я хочу сказать, что я люблю его. Но это было бы эгоистично. Я — лгунья.
Я просыпаюсь от стука в дверь. Он громкий и настойчивый. Мое сердце бьется так же.
Почему-то я уверена, что это за мной.
— Иккинг, кто-то пришел, — я толкаю его, щурясь от лучей солнца из окна.
— Хммм? — бормочет он. Стук становиться сильнее. Они не будут долго ждать.
— Кто, черт возьми, пришел так рано? — стонет он, поднимаясь.
Как только он покинул комнату, я сажусь, делаю глубокий вдох, и убирая волосы с лица. Я должна быть сильнее, чем когда-либо прежде, храбрее. Голос, доносящийся из гостиной, похож на голос… Валки? Будет хуже, чем я ожидала.
Я надеваю шорты и футболку, а затем собираю волосы в хвост. А затем в дверях появляется растерянный Иккинг и человек в грязной полицейской форме.
— Астрид, — говорит он. — Мои родители здесь. И полиция, — он указывает на человека рядом.
— Они говорят, что они получили анонимную записку о том, … — он замолкает и смотрит на полицейского.
— Это просто смешно. Я не могу поверить в это.
— В записке сказано, что вы планировали отравить его, — говорит полицейский.
— Они хотят сделать обыск, — говорит Иккинг.
— Валяйте, — говорю я, пытаясь не трястись от страха.
Полицейский выходит из комнаты, и через несколько секунд, я слышу звуки открытия шкафов на кухне, а его голос выкрикивает приказы. Иккинг смотрит на меня, а я стараюсь не плакать. Я сажусь на край кровати и опускаю взгляд на руки.
— Я не понимаю, что они делают здесь, — говорит Иккинг. Он садится рядом со мной.
—Может, мы все еще спим?
— Это не сон, — говорю я.
— Ну, они должны поторопиться и убраться отсюда, — говорит Иккинг. В его голосе гнев, страх и сомнение. Мое сердце падает в желудок. Я хочу рассказать ему, но я боюсь причинять ему боль. Но это выбор между болью или смертью. Смерть — не вариант.
Иккинг берет мою руку в свою, в то время как мы слушаем, как полиция роется в кухне и гостиной, притворяясь, что не замечаем их. Затем они идут в ванную. Я начинаю трястись от