Мы делаем круг по комнате, принимая поздравления от незнакомцев. Я смотрю на других невест, у большинства которых сияют глаза и широкие улыбки на лицах. Они не отходят от своих новых мужей, гордо хвастаясь ими и радуясь любому вниманию к себе. Беспокоятся ли они о том, что будет позже? Я не сомневаюсь, что большинство этих девушек никогда не видели своих
мужей до сегодняшнего дня. Как они могут так широко улыбаться? Как они могут быть так уверены в собственном счастье?
— Ты готова идти? — спрашивает меня Иккинг. — Я не думаю, что выдержу еще однорукопожатие.
Я готова. Часть меня желает убить его прямо здесь и сейчас. Просто схватить нож со стола и, игнорируя все продуманные шаги, пырнуть его в грудь.
— Да, — отвечаю я. — Мне нужно попрощаться со своей семьей.
Иккинг кивает, и я облегченно вздыхаю, когда он не следует за мной. Я хочу побыть наедине с семьей в последний раз.
— Ну, — говорю я, снова приближаясь к отцу и Кэтрин. — Вот и все.
— Ты сможешь сделать это, — говорит Кэтрин, сжимая мои пальцы до боли в костях. — Он достаточно симпатичен и даже мил, — ее ухмылка опровергает ее же слова. — Переживи сегодняшний день, а завтра будет легче. Я обещаю.
Но как она может мне это обещать? Не ей нужно сейчас идти в чужой дом с незнакомым парнем и позволить ему…
Мой отец смотрит мне в глаза.
— Помни про наш план, — говорит он едва слышно. — И помни, что я тебя люблю.
Я не сомневаюсь в его любви, но разъяренная часть меня все же задает вопросы: с чем связана эта любовь? С моим послушанием, моей помощью, моим успехом? Будет ли он все еще
меня любить, если я провалю эту миссию?
Я киваю, поджав губы, потому что не уверена, что еще могу сказать.
Иккинг и я — одни из первых пар, направляющихся к выходу, и парни постарше свистят и кричат несуразицу нам вслед.
— Уходите так рано?
— Не можешь больше ждать, да, Иккинг?
— Кто-то очень хочет посмотреть что там под этим платьем.
Мои щеки горят от этих слов и мне ужасно хочется развернуться, спуститься обратно вниз и ответить им. И Иккингу тоже, просто за то, что он участвует во всем этом. Я спотыкаюсь на ступеньке, и Иккинг придерживает меня рукой за локоть.
— Игнорируй их, — говорит он сухо, — они идиоты.
Может, так и есть, но не думаю, что они говорят неправду. Ему уже восемнадцать, и сегодня ночью должна произойти его брачная ночь. Сомневаюсь, что он ведет меня домой, чтобы поиграть в шашки. Мое сердце так сильно бьется, будто пытается выскочить из груди. В миллионный раз я мечтаю о том, чтобы на моем месте сейчас была Кэтрин.
В ряду чемоданов на улице перед зданием Мэрии, я показываю на свой, и Иккинг с легкостью его поднимает.
— Только один? — спрашивает он.
— Да, — говорю я, — на нашей стороне города не так много всего, — не удержавшись, добавляю я, хотя Кэтрин предупреждала меня не провоцировать его, но мне сложно сейчас бороться с моими инстинктами.
— Ты знаешь, что это была инициатива твоего деда — держать две стороны раздельно, да?
— говорит он тихо.
Кэтрин говорила мне, что нет смысла притворяться, что наши семьи хорошо ладят, он это и сам знает, но мне всё же придется скрывать настоящую глубину нашей ненависти. Это как по канату ходить без сетки внизу: каждый шаг — огромный риск.
— Сначала, да, — наконец, отвечаю я. — Но это не был далеко идущий план. Он просто хотел успокоить обе стороны. Он не хотел, чтобы это продолжалось так долго.
Каждый год мой отец встречается с президентом Стоиком и предлагает отказаться от организованных браков и объединить обе стороны. Его предложения вполне разумны, он не
просит демократического правления, зная, что этого точно не произойдет. И каждый год президент Хеддок улыбается, кивает и абсолютно ничего не меняет.
— Какая разница? — спрашивает Иккинг. — Это один и тот же город. Вы же не в тюрьме живете.
Ему легко говорить, он вырос, имея все лучшее, он с самого рождения был избранным. Он смог спокойно поменять мою сестру на меня, о чем тут говорить?
— Это не всегда кажется одним городом, — говорю я ему, потому что это единственное, что я могу сказать.
Он прав в том, что между его стороной города и той стороной, на которой выросла я, нет особых отличий. Вещественные отличия еле видны — немного больше тени, дома немного
больше и стоят немного дальше от тротуаров, улицы на несколько футов шире. Все различия недостаточно очевидны, чтобы порождать откровенное негодование, но сам факт их существования — это напоминание нам о нашем законном месте.
Выйдя на тротуар, мы поворачиваем направо, направляясь дальше в его сторону города. Я раньше ходила мимо мэрии, пересекая ту неформальную линию, отделяющую наши части города. И я никогда не была в большом доме родителей Иккинга, но я знаю, что мой
отец был.
До войны, город жил совсем другой жизнью, это был маленький городок на юге округа Миссури. Этот город был окружным центром, и главная площадь города все еще оставалась между зданием мэрии и городским Судом. Это была одна из причин, по которой мой