дед выбрал это место, чтобы обосноваться. Он жил в Чикаго, когда началась война, пережил первую волну бомбардировок ядерными ракетами и ЭМП и направился вглубь страны. По пути он встретил других выживших, а через три года после войны, в 2025 году, он основал наш город, с первоначальным населением лишь в восемь тысяч человек. Эта часть страны сильно пострадала от болезней и голода, но здесь упало всего несколько бомб, оставив достаточно изначальной инфраструктуры, и они не были вынуждены начинать с нуля.
Солнце бросает тени на наши лица. Было бы неплохо иметь какой-то транспорт, особенно сегодня, когда я иду на высоких каблуках, но машин больше нет. EMP сделали их бесполезными, да и к бензину у нас нет больше доступа. И уже прошло пятьдесят лет, улицы настолько
потресканы, что сорняки пробиваются сквозь неровный асфальт, так что автомобили было бы
невозможно использовать. Теперь все ходят пешком или ездят на велосипедах или иногда на лошадях, хотя их недостаточно, чтобы сделать их практичным видом транспорта.
Ремешок на моих туфлях натирает мне ногу, и я морщусь, пытаясь перенести вес сбольного места. Иккинг смотрит на меня.
— Может снимешь их? — говорит он. — Они выглядят неудобными.
— Так и есть.
Я следую его совету и снимаю туфли, подхватывая их моим указательным пальцем.Тротуар грубый и теплый под моими босыми ногами. Прежде чем я могу остановить себя, я с облегчением вздыхаю.
— Лучше? — спрашивает он, приподнимая уголок рта в улыбке.
— Намного, — говорю я.
Когда мы подходим к перекрёстку, я поворачиваю налево. Дом президента виден впереди, его кирпичный фасад частично скрыт за черным кованым забором.
— Ты куда? — спрашивает Иккинг позади меня. Я оглядываюсь на него через плечо. Он стоит на полпути по тропинке, ведущей к крошечному бунгало.
Я останавливаюсь в смятении.
— В дом твоих родителей.
Он качает головой.
— Мы с ними не будем жить, — он указывает на бунгало. — Мы живем здесь.
— Но я думала… — обрываюсь я. Кэтрин и отец сказали мне, что мы будем жить в доме президента в отдельном крыле. Они даже не предполагали что-то другое. На прошлой неделе, контакт Кэтрин с этой стороны города сказал ей, что они вносили новую мебель, меняли шторы и
красили стены.
Паника наполняет меня. Если мой отец ошибся в этой части плана, чего еще он не знает?
Где еще он ввел меня в заблуждение? У меня есть желание бежать куда-то, вернуться в Мэрию, домой, куда угодно, только бы не быть здесь. Я могу следовать плану только в том случае, если мне не нужно будет импровизировать. Я не Иккинг. Я не Кэтрин. Я не такой искусный актер.
Иккинг хмурит брови и смотрит на меня, прикованную к месту.
— Ты идешь?
Я киваю.
— Да, — говорю я едва слышно. — Да, — повторяю я громче.
Он держит входную дверь открытой и следует за мной. Щелчок закрывшейся двери очень хорошо слышно в тишине дома. Иккинг стоит прямо позади меня, и я двигаюсь вперед, чтобы он мог пройти. Вход ведет прямо в маленькую гостиную, и он ставит мой чемодан рядом с бежевым диваном. Прямо находится кухня, с круглым столом, стоящим под рядом с окон. Справа от
гостиной есть еще один дверной проем, ведущий к спальне, как я полагаю. Я быстро отвожу глаза.
Я понятия не имею, что делать. Давая мне советы, Кэтрин концентрировалась главным образом на важных моментах, а не на повседневных делах, которые я буду вынуждена делать с этим парнем. Я бросаю свои высокие каблуки на пол.
— Итак, — говорю я, скрещивая руки на груди. — Что теперь?
Мой голос звучит громче, чем я предполагала, и я могу представить, как Кэтрин бы скривилась сейчас от моих слов.
Иккинг поднимает бровь.
— Ты голодная? — спрашивает он. — Ты даже не притронулась к торту.
Он расстегивает манжету своей рубашки и закатывает рукав, обнажая загорелую руку. Она выглядят мускулистой. Он закатывает другой рукав, ожидая ответа.
Я не думаю, что смогу есть. Что-то жевать сейчас и проглатывать выше моих сил. Но приготовить что-то поесть означает отсрочку, по крайней мере, несколько минут мне не нужно будет беспокоиться о том, что будет дальше.
— Может быть, — говорю, наконец, я. — Что у нас есть?
Иккинг пожимает плечами.
— Понятия не имею. Но уверен, моя мама сказала им заполнить ледник.
Я следую за ним на кухню. Здесь теплее и ярче. Иккинг подходит к окнам, открывая одно из них, и легкий бриз сразу шевелит кружевные занавески. Ледник здесь намного удобнее, по
сравнению с простым деревянным ящиком, который был у нас дома. Этот выглядит как предмет мебели, на нем даже узоры. Холодильники — это еще одна вещь, которая не пережила войны. Так что, мы используем деревянные ящики для льда, а ледяные блоки доставляются каждые несколько
дней, собираются зимой и хранятся в ледяном доме круглый год.