Книга Асты

Эти иллюстрации поместили и в Лондонское издание, когда в том же году Свонни нашла английского издателя. Почти половина из них — рисунки карандашом или акварели. Рынок Хэкни в первое десятилетие двадцатого века, молодая леди в модном костюме автомобилиста и многое другое. Остальное — семейные фотографии. На обложке в виде медальона поместили снимок юной Асты, сделанный в Стокгольме фотографом Берцелиусом. Аста в платье с острым вырезом, шелковой отделкой и оранжевым воротником. Волосы туго стянуты на затылке, только выбиваются маленькие завитки. На самом деле фотография не соответствует времени написания первого дневника. Аста выглядит взрослой, но фотографию сделали, когда ей было четырнадцать. Она тогда гостила в Швеции у кузена своей матери и его детей — Бодиль и Сигрид.

Нет нужды описывать «Асту» и дальше. Кто не читал книгу, по крайней мере могли ее видеть. Кто не видел саму книгу, мог видеть фотографию обложки в газетах и журналах или в витринах магазинов. Хотя Свонни не была особо дальновидной, у нее хватило здравого смысла настоять на особом пункте в контракте с издателями. Согласно этому пункту она получала эксклюзивное право использовать фотографию обложки, а также иллюстрации из книги на календарях, чайных обертках, баночках джема, постельном белье, перчатках, записных книжках, посуде и тому подобном.

Издатели, конечно, согласились. Вряд ли им приходило в голову, что книга разойдется тиражом больше двух тысяч экземпляров. Еще меньше они ожидали, что книга станет культовой. Она должна была появиться в октябре и разойтись к Рождеству.

Тем временем Свонни находилась в Копенгагене по приглашению Гюльдендэля, участвуя в рекламной кампании датского издания дневников. Она остановилась в респектабельном отеле «Нюхаун», бывшем магазине, в баре которого много лет назад, по рассказу Асты, ее пьяный родственник запустил пивную бутылку кому-то в голову, после чего провел ночь в полицейском участке.

Свонни хорошо провела время в Дании. Она писала, что чувствует себя как будто вернулась домой, хотя на самом деле не приезжала туда больше чем на три месяца — те три месяца, когда познакомилась с Торбеном. Потом они несколько раз ездили в Копенгаген, но задерживались там не дольше чем на две недели. Они практически не выезжали из города, а сейчас Свонни путешествовала по всей стране, от Орхуса до Оденсе и Хельсингёра. В рекламных отделах издательств ее, наверное, любили. Она была иностранкой, но говорила по-датски, понимала датчан, охотно ездила куда требовалось и делала все необходимое. Можно было без дубляжа или переводчика давать интервью с ней по телевидению, она не обходила вниманием ни одну датскую газету, даже самую незначительную.

Она навестила своих кузин, вернее кузин Торбена, так как сыновья ее двоюродной бабушки Фредерике умерли бездетными. Свонни провела выходные с племянницей Торбена и ее мужем в Роскильде, ходила в театр и оперу, посетила костелы Фридериксборга и Фреденсборга, дом Андерсена в Оденсе. В Копенгагене она сфотографировалась рядом с андерсоновской Русалочкой, и с тех пор именно эту фотографию печатали на задней обложке каждого издания дневников. На ней Свонни в твидовом костюме и маленькой фетровой шляпке, точно такой, какую носит королева, с неизменной дамской сумочкой через плечо. Из-за роста, великолепной осанки, красивых стройных ног в туфлях на высоком каблуке она выглядит намного моложе своих лет. И уж точно моложе того возраста, о котором вскоре будет рассказывать людям.

Письма, которые она прислала мне, были письмами счастливой женщины, довольной собой. Впрочем, я немного преувеличиваю. Женщины, которая учится быть довольной собой, открывающей в себе новые возможности. Думаю, она наконец осознала, что до сих пор всегда была чьей-то тенью. Сначала — Асты, затем — Торбена, и снова — Асты. Она уступала им во всем, была послушна, даже покорна. Любимая дочь, хорошая жена — ее личной жизнью управляли они. Вряд ли их можно назвать тиранами или деспотами, однако ее они держали в своего рода подчинении. Мать обращалась с ней как с ребенком. Муж вознес ее на пьедестал и поклонялся ей. Дал ей все, чего она желала, от нее не ждал ничего, только чтобы она там стояла, но никогда с ней не советовался и не спрашивал ее мнения. Даже свои вечера она должна была устраивать для развлечения его друзей и знакомых по дипломатической службе. Стала бы Свонни по своему желанию общаться с Осе Йоргенсен, профессором военно-морской истории?

Но теперь она делала все сама и для себя, по своей собственной воле. Потому, что ей так хотелось. Ее уважали, считались с ее мнением, добивались встреч. Свонни зарабатывала деньги, чего не делала с тех пор, как еще до замужества недолго была компаньонкой пожилой леди в Хайгейте, — ухаживала за цветами и выгуливала ее собачку.