Книга Асты

— Лучше скажи, что тебе надо. Выкладывай все начистоту. Ты же чего-то хотела, верно?

— Конечно. Я же сказала. Но я как ребенок, ты сама считаешь меня ребенком. Я хочу, чтобы ты первая сказала, что все нормально. Я хочу, чтобы ты простила меня. И начать все снова с… с чистой совестью, что ли.

Слышал бы это Дэниэл, подумала я, но вслух ничего не сказала. Просто не хотелось упоминать его имени.

— Ладно. Я прощаю тебя, Кэри. Теперь все в порядке?

— Серьезно, Энн?

— Серьезно. Теперь говори, что ты хочешь. Удиви меня.

И она меня удивила. Помолчала некоторое время, как бы желая прочувствовать блаженство от сознания, что ее простили и она снова чиста, будто после ванны. Потом вздохнула, и ее вздох походил на мурлыканье:

— Ответь первой. Ты правда запретила даже заглядывать в неопубликованные страницы дневника?

— То есть?

— Ты же знаешь, там, в первом дневнике, есть пропущенный кусок. Ты позволишь кому-нибудь взглянуть на него?

— О чем ты? Какой пропуск? Я не заметила.

— Неужели не заметила?

— Даже не понимаю, о чем ты. О вступлении, которое должно быть, а его нет, или о чем?

— Если ты не знаешь, я снова живу спокойно. Значит, для меня не все потеряно.

Причина ее просьбы просто невероятна — интерес к происхождению Свонни.

В конце концов, хоть Свонни и могла стать знаменитостью, выступать по радио и телевидению, давать интервью журналам и так далее, однако даже при ее жизни мало кого заботило, была ли она родной дочерью Асты. Всех интересовала сама Аста. И до самой смерти Свонни оставалась лишь связующим звеном, глашатаем и толкователем. И сейчас интерес публики направлен опять же не к ней, а к будущей судьбе неопубликованных дневников, которые она успела, или не успела, отредактировать и подготовить к печати. Однако почему-то сразу пришло в голову, что Кэри интересует именно тайна рождения Свонни.

— Вряд ли там что-то есть о младенчестве моей тети, чего не появлялось бы в печати.

— О младенчестве твоей тети? Энн, а при чем тут твоя тетя? Кто она?

— Свонни Кьяр.

— О господи! Конечно же. Извини. Я знала, что она твоя родственница, но как-то не пришло в голову, что тетя. А что там с ее младенчеством? Тебя доставали папарацци по этому поводу?

— Хорошо, если дело не в тёте, тогда зачем ты звонишь? — спросила я.

— Энн, давай встретимся. Ты сможешь меня потерпеть?

Поразмыслив, я решила, что смогу:

— Конечно смогу. Но о чем ты хочешь говорить?

— О Ропере, — ответила она. — Я хочу снять о нем фильм.

— Я понятия не имею, кто это.

— Это в первом томе «Асты», самое начало. Там есть запись о… как же ее звали, прислугу?

— Хансине.

— Да. Так вот, Хансине возвращается домой и говорит, что познакомилась, или даже подружилась, с прислугой из пансиона, что на соседней улице или где-то рядом. Помнишь?

Это прозвучало для меня первым предупреждением — человек, заговоривший со мной об «Асте», счел само собой разумеющимся, что я помню дневники слово в слово, наизусть. И таких интересующихся скоро будет немало.

— Ну, предположим, — ответила я.

— И много позже Аста упоминает женщину, которая пришла к Хансине пить чай, и людей, у которых эта женщина работает. Так вот, это Роперы. Сам Ропер, его жена и теща. Надо же! Ты действительно не помнишь?

Имя ни о чем не говорило. Теперь я удивляюсь, почему не расспросила Кэри подробнее, а просто назначила ей встречу через два дня. Мне стало любопытно, лишь когда я положила трубку. Я нашла том «Асты» и прочитала первые записи. Но упоминания о Ропере я там не обнаружила. Была запись о пожилом мужчине, который упал на улице, о подруге Хансине и о людях, у которых она работала, — действительно о мужчине, его жене и теще. Но служанка называла свою хозяйку «миссис Гайд», но не «миссис Ропер». Дальше Аста описывает, как отправилась на улицу, где жили те люди, посмотрела на их дом и заметила, как оттуда вышла женщина с ребенком.

Это запись от 26 июля 1905 года, за два дня до рождения Свонни. Потом до 30 августа записей не было, на что прежде я внимания не обратила, как ни странно. Хотя такие пропуски встречаются и дальше. Аста не делала записей каждый день, иногда не притрагивалась к дневнику неделю. Позже, в записи от 15 октября, я нашла упоминание о «человеке, который убил свою жену в доме на Наварино-роуд», но и там имен не обнаружила. И все. Никаких объяснений, никаких подробностей. Асту, вероятно, происшествие не заинтересовало. И меня тоже.

Письмо, которое я вскрыла сейчас, оказалось куда интереснее. Оно было от некоего Пола Селлвея.

Имя показалось знакомым, правда непонятно откуда. Прежде чем приступить к чтению, я задумалась. Селлвей, Селлвей… А не родственник ли это Морин, жены Кена? Кажется, ее девичья фамилия именно Селлвей. Хватит раздумий, проще прочитать письмо.