Книга Балтиморов

— Трудно сказать. Держится он скорее хорошо. Ваше присутствие очень его приободрило. Лекарствами мы его не вылечим, но поддержать на какое-то время сможем.

— Вы говорите «какое-то время». Вы имеете в виду дни, недели, месяцы, годы?

— Прекрасно понимаю ваше состояние, мистер Гольдман, но точнее я сказать не могу. Возможно, несколько месяцев.

Я видел, что он все больше слабеет.

В конце октября было несколько тревожных звоночков. Однажды его стало рвать кровью, и я срочно повез его в Маунт-Синай. Его на несколько дней оставили в больнице, и вышел он совсем обессиленный. Ходить уже не мог, уставал. Я взял напрокат инвалидную коляску и возил его на прогулки по Коконат-Гроув. Эта сцена чем-то напомнила мне Скотта в тачке. Я сказал об этом ему, и он хохотал до слез. Я любил, когда он смеялся.

В начале ноября он уже с трудом вставал с постели. Почти не двигался. Лицо у него стало землистое, черты заострились. Трижды в день к нему домой приходила медсестра. Я спал уже не в гостевой комнате. Он так об этом и не узнал, но ночи я проводил в коридоре, у его открытой двери, чтобы следить за ним.

Физическая слабость не мешала ему говорить. Я часто вспоминаю наш с ним разговор накануне его ухода — в канун Дня благодарения.

— Сколько времени ты не праздновал День благодарения? — спросил дядя Сол.

— Со времен Драмы.

— Что ты называешь Драмой?

Вопрос меня удивил:

— Я говорю о гибели Вуди и Гиллеля.

— Перестань говорить «Драма», Маркус. Нет никакой Драмы с большой буквы, есть разные драмы. Драма твоей тети, драма твоих кузенов. Драма жизни. Драмы были и будут, и все равно придется жить дальше. Драмы неизбежны. И по сути, не так уж они и важны. Важно то, как удается их преодолеть. Ты не преодолеешь свою драму, если и дальше не будешь праздновать День благодарения. Наоборот, она еще глубже будет затягивать тебя. Пора это прекращать, Маркус. У тебя есть семья, у тебя есть друзья. Я хочу, чтобы ты снова праздновал День благодарения. Обещай мне.

— Обещаю, дядя Сол.

Он закашлялся, глотнул воды. И продолжал:

— Я знаю, ты никак не можешь избавиться от всех этих историй о Гольдманах-из-Балтимора и Гольдманах-из-Монклера. Но в итоге есть только один Гольдман, и это ты. Ты праведник, Маркус. Многие из нас пытаются придать своей жизни смысл, но наши жизни имеют смысл, только если мы способны исполнить три назначения: любить, быть любимыми и уметь прощать. Все прочее — пустая трата времени. Главное, пиши. Потому что ты прав: все можно исправить и восстановить. Племянник мой, обещай мне восстановить нас. Восстанови Гольдманов-из-Балтимора.

— Но как?

— Соедини нас снова. Только ты можешь это сделать.

— Как? — снова спросил я.

— Ты найдешь как.

Я не совсем понимал, что он имеет в виду, но обещал:

— Я это сделаю, дядя Сол. Будь спокоен.

Он улыбнулся. Я склонился к нему, он положил руку мне на голову. И еле слышным, как ниточка, голосом благословил меня.

Назавтра было утро Дня благодарения. Я зашел к нему в комнату, но он не проснулся. Я сел рядом и положил голову ему на грудь. Лицо у меня было мокрое от слез.

Последний из Балтиморов покинул этот мир.

52

В середине августа 2012 года, через два дня после моего разговора с Патриком Невиллом, мне позвонила Александра. Она сидела в Гайд-парке, на террасе «Серпентайн-бара», что возле озера. Пила кофе, а у ее ног дремал Дюк.

— Я рада, что вы с отцом наконец поговорили.

Я рассказал ей обо всем, что выяснил. Потом сказал:

— И все-таки для Гиллеля и Вуди, несмотря на все, что между ними произошло, главным было счастье быть вместе. Ссора или разлука была для них непереносима. Их дружба простила все. Их дружба оказалась в сто раз выше Драмы. И я должен об этом помнить.

Я почувствовал, что она растрогана.

— Ты вернулся во Флориду, Марки?

— Нет.

— По-прежнему в Нью-Йорке?

— Нет.

Я свистнул.

Дюк навострил уши и вскочил. Увидел меня, ринулся ко мне со всех лап, распугав по дороге целую тучу чаек и уток, скакнул мне на плечи, и я повалился на спину.

Александра поднялась со стула.

— Марки? — вскрикнула она. — Марки, ты приехал!

Она бросилась навстречу. Я встал и обнял ее. Она прижалась ко мне и успела только шепнуть:

— Как же мне тебя не хватало, Марки.

Я сжал ее изо всех сил.

И мне показалось, что в воздухе пляшут смеющиеся лица кузенов.

Эпилог

Четверг, 22 ноября 2012 года,

День благодарения

Вот и закрывается эта книга — в День благодарения 2012 года, в Монклере, перед домом моих родителей. Я поставил машину в аллее. Мы с Александрой вышли и пошли к дому. Первый раз после смерти кузенов я праздновал День благодарения.

Я немного постоял перед дверью. Перед тем как позвонить, вытащил из кармана фотографию нас с Гиллелем, Вуди и Александрой в 1995 году в Оук-Парке и долго смотрел на нее.

Александра нажала на кнопку звонка. Открыла мать. Увидела меня, и ее лицо просияло.

— О, Марки! Я уж думала, ты не приедешь!

Она даже прикрыла рот руками, словно никак не могла поверить.

— Добрый день, миссис Гольдман. Поздравляю с Днем благодарения! — сказала Александра.

— Поздравляю, дети мои! Как хорошо, что мы снова вместе.