Книга Балтиморов

Директор Хеннингс объяснил детям, что такое муковисцидоз. Из его слов они вынесли только то, что у Скотта большие проблемы с дыханием, и потому наградили его прозвищем Задохлик.

Скотту было трудно бегать, а значит, и убегать, и Хряк назначил его своей новой жертвой. Но ненадолго: не прошло и пары дней, как это заметил Вуди и пригрозил Хряку, что если тот немедленно не прекратит, он разобьет ему нос. Аргумент подействовал безотказно.

Вуди заботился о Скотте, как прежде о Гиллеле, и все трое быстро подружились.

Вскоре разговоры о Скотте дошли до меня, и, признаюсь, весть о том, что кузены взяли в компанию кого-то третьего вместо меня, пробудила во мне некоторую ревность: Скотт ездил с ними в аквариум, ходил с ними в сквер, а в вечер выборов, пока я умирал от скуки в Монклере, Гиллель и Вуди вместе с дядей Солом, Скоттом и его отцом Патриком ходили следить за ходом голосования в штаб демократов Балтимора. Прыгали от радости, когда объявили результаты, а потом пошли гулять и праздновать победу. В полночь они завернули в «Дейри-Шек» в Оук-Парке и заказали по громадному молочному коктейлю с бананом. В тот вечер, 3 ноября 1992 года, мои кузены из Балтимора выбирали нового президента. А я наводил порядок в своей комнате.

В третьем часу ночи они наконец легли спать. Гиллель замертво рухнул в постель, но Вуди не спалось. Он прислушался: судя по всему, дядя Сол и тетя Анита уже уснули. Он тихонько открыл дверь своей спальни и проскользнул в кабинет дяди Сола. Взял телефон и набрал номер, который знал наизусть. В Юте было по крайней мере три часа ночи. К его великой радости, трубку сняли.

— Алло!

— Привет, па, это Вуди!

— О, Вуди… Какой Вуди?

— Э-э… Вуди Финн.

— Ой, Вуди! Черт, прости, сына! Знаешь, не очень хорошо слышно, я тебя не узнал. Как дела, сын?

— Дела хорошо. Прямо-таки отлично! Па, мы с тобой так долго не разговаривали! Почему ты никогда не отвечаешь? Ты слушал мои сообщения на автоответчике?

— Сына, когда ты звонишь, у нас тут еще рабочий день, никого дома нет. Пашем, знаешь ли. Да я тебе пытался звонить, но в интернате вечно отвечают, что тебя нет.

— Потому что я теперь живу у Гольдманов. Ты же знаешь…

— Ну да, конечно, у Гольдманов… Ну-ну, давай рассказывай, чемпион, как у тебя дела?

— О, па, мы участвовали в кампании за Клинтона, это было суперкруто. А сегодня вечером отмечали победу с Гиллелем и его отцом. Гиллель говорит, что это немножко и наша заслуга. Знаешь, сколько мы выходных провели на парковке у торгового центра, раздавали людям наклейки на машины!

— Ба, не трать время на эту фигню, сына, — отозвался отец без особой радости. — Все политиканы подонки.

— Но ты все-таки горд за меня, па?

— Ну конечно! Конечно, сына! Очень горд.

— Просто ты сказал, что политика — это гадость…

— Не, ну если тебе нравится, то и ладно.

— А что тебе нравится, па? Мы можем что-нибудь любить вместе?

— Я люблю футбол, сын! Люблю «Даллас Ковбойз»! Вот это команда! Ты иногда смотришь футбол, мальчик?

— Не особо. Но теперь буду смотреть! И скажи, ты ко мне приедешь, па? Я бы тебя с Гольдманами познакомил. Они офигенные.

— С удовольствием, сына. Скоро приеду, обещаю.

Вуди нажал на отбой и еще долго сидел неподвижно в кресле дяди Сола, не выпуская из рук трубку.

Вуди внезапно совершенно охладел к баскетболу. Он не хотел больше играть, и ни Джордан, ни «Чикаго Буллз» не вызывали у него никакого интереса. Теперь у него на уме были одни «Даллас Ковбойз». Он по-прежнему выступал за школьную баскетбольную команду, но уже без огонька. Бросал мяч небрежно, куда придется, хотя тот все равно оказывался в корзине. И когда однажды утром в субботу он заявил Гиллелю, что не пойдет с ним на площадку и, наверно, никогда не будет больше играть в баскетбол, тот разозлился. Это была их первая настоящая ссора.

— Что это на тебя вдруг нашло? — в полном недоумении сердился Гиллель. — Мы же любим баскетбол, или что?

— А тебе какое дело? Мне футбол нравится, вот и все.

— А почему «Даллас»? Почему не «Вашингтон Редскинз»?

— Потому что мне так хочется.

— Ты какой-то странный! Ты всю неделю какой-то странный!

— А ты всю неделю тупой!

— Слушай, не злись! Просто, по-моему, футбол — это фигня, вот и все. Я больше люблю баскетбол.

— Вот и играй один, придурок, если тебе футбол не нравится!

Вуди бросился бежать, и сколько Гиллель его ни звал, даже не обернулся. Гиллель немного подождал в надежде, что он вернется, а потом пошел его искать. Заглянул на спортплощадку, в «Дейри-Шек», походил по скверу, по улицам, где они обычно гуляли. И решил, пока не поздно, предупредить родителей.

— Вы поссорились? Из-за чего? — спросила тетя Анита.

— Он помешался на футболе, мам. Я спросил, с чего бы, а он разозлился.

— Бывает, солнце мое. Не волнуйся. Друзья иногда ссорятся. Он не мог далеко уйти.

— Да, но он правда очень рассердился.