Все двадцать минут до дома они наперебой рассказывали, что ждет нас этим летом, стараясь перекричать шум горячего ветра, врывавшегося в открытые окна машины. Вуди, в темных очках и с сигаретой в зубах, был за рулем; я сидел рядом с ним, а Гиллель, устроившись сзади, просунул голову между передними сиденьями, чтобы удобнее было разговаривать. Мы въехали на побережье и покатили вдоль океана через Ист-Хэмптон к чистенькому кварталу, где стоял наш дом. Колеса заскрипели по гравию, Вуди резко затормозил и погудел, возвещая о нашем прибытии.
Дядю Сола и тетю Аниту я нашел там же, где оставил в прошлом году: оба удобно устроились под навесом на террасе и читали. Из распахнутого окна гостиной лилась все та же классическая музыка. Все было так, словно мы и не расставались, словно Ист-Хэмптон будет длиться вечно. Я помню нашу встречу и, вызывая в памяти момент, когда обнял их и прижал к груди — в сущности, это было единственным наглядным свидетельством того, что мы в самом деле долго не виделись, — вновь ощущаю, как я любил их объятия. С тетей я чувствовал себя мужчиной, руки дяди преисполняли меня гордостью. А еще я помню все связанные с ними запахи: их кожа пахла мылом, одежда — прачечной в Балтиморе; помню аромат шампуня тети Аниты и туалетной воды дяди Сола. Каждый раз жизнь вводила меня в обман, и я снова верил, что круговорот наших встреч будет длиться вечно.
На столике под навесом я нашел привычную стопку литературных приложений к «Нью-Йорк таймс», которые дядя Сол еще не прочел и перелистывал в хронологическом порядке, хоть и весьма приблизительном. Еще я заметил несколько проспектов разных университетов. И нашу драгоценную тетрадь: в нее мы записывали прогнозы на следующий сезон по всем видам спорта — бейсболу, футболу, баскетболу и хоккею. Не ограничиваясь доморощенными пророчествами о том, кто выиграет Супербоул или поднимет над головой Кубок Стэнли, мы шли куда дальше: пытались угадать победителя в каждой из конференций,[4]
счет финального матча, лучших игроков, лучших бомбардиров и суммы самых дорогих трансферов. Писали свои имена и рядом — свои прогнозы. А на следующий год брали тетрадь и смотрели, у кого из нас лучший нюх. Это было одним из дядиных увлечений; по ходу сезона он собирал и записывал спортивные результаты и сравнивал их с нашими предсказаниями. Если кому-то из нас случалось угадать или почти угадать, он приходил в изумление:— Ну надо же! Ничего себе! Как вы могли такое вычислить?
Дабы скрепить наше братство, мы лет в десять-двенадцать решили выбрать команды, приемлемые для всех членов Банды Гольдманов, и официально за них болеть. Компромисс достигался по географическому принципу. В бейсболе это были «Балтимор Ориолс» (выбор Вуди и Гиллеля). В баскетболе — «Майами Хит» (в честь бабушки и дедушки Гольдманов). В футболе — «Даллас Ковбойз» и, наконец, в хоккее — «Монреаль Канадиенс», наверно, потому, что, когда мы выбирали, они выиграли Кубок Стэнли, и это убедило нас окончательно.
В тот год мы решили вычеркнуть футбол из списка прогнозов — из-за того, что произошло с Вуди и Гиллелем в школьной команде. Один дядя Сол рассуждал про футбольный сезон как ни в чем не бывало. Я знаю, он делал это ради Вуди — хотел примирить его с этим видом спорта.
— Рад, что снова проведешь сезон со своей командой, Вуди? — спросил он.
Вуди молча пожал плечами.
— Давай, Вуд, ты ж теперь вообще силач, — подбодрил его Гиллель. — Мама говорит, если будешь продолжать в том же духе, точно получишь стипендию и поступишь в университет.
Он снова пожал плечами. С кухни вернулась тетя Анита и принесла нам чаю со льдом.
— Оставьте его в покое, — сказала она, услышав конец разговора, ласково погладила Вуди по голове и села рядом с нами на скамейку.
Как и все наши сверстники, перешедшие в выпускной класс, мы только и говорили, что о выборе университета. Лучшие университеты брали только самых сильных учеников, и наше будущее отчасти зависело от выпускных экзаменов.
— Студентов надо бы отбирать по их возможностям, а не по способности тупо заучивать и выдавать все, чем им забивают мозги, — произнес вдруг Гиллель, словно прочитав наши мысли.
Вуди помахал рукой у головы, словно отгоняя неприятные думы, и предложил пойти на пляж. Мы не заставили себя долго упрашивать. В мгновение ока все трое были уже в плавках, сидели в машине и с включенным на полную мощность радио катили на наш любимый маленький пляж у выезда из Ист-Хэмптона.
На пляж этот ходила в основном молодежь нашего возраста. Наше появление вызвало живейший интерес у группки девушек, явно поджидавших Гиллеля и Вуди. Особенно Вуди. Вокруг Вуди вечно вилась стайка девиц, чаще всего очень красивых, по крайней мере с отличной фигурой. Они раскинулись на пляжных полотенцах и жарились на солнце. Некоторые были сильно старше нас — это мы знали, потому что они законным образом покупали пиво и нас снабжали, — что отнюдь не мешало им бросать на Вуди пылкие взоры.