Книга Балтиморов

Казалось, дружба вновь восторжествовала. После полутора лет, проведенных Гиллелем в специальной школе, они выбрали Мэдисон, чтобы опять быть вместе. По пути в университет они договорились жить в одной комнате, выбирать одни и те же учебные курсы, вместе обедать и вместе делать задания. И только много лет спустя я пойму, что оба выбрали Мэдисон по одной-единственной и не самой лучшей причине. Причина эта подбежала к ним на лужайке у кампуса в первое же учебное утро. Александра.

— Гольдманы! — воскликнула она, прыгая им на шею.

— Что, не ожидала нас здесь увидеть? — улыбнулся Гиллель.

Она расхохоталась:

— До чего же вы милые, дуралеи мои глупые! Я прекрасно знала, что вы едете.

— Правда?

— Отец только про вас и говорит. Вы его новая идея фикс.

Так началась наша университетская жизнь. И мои кузены из Балтимора, как всегда, блистали.

Гиллель отрастил бородку. Она очень ему шла — из худосочного мальчишки, малоприятного умника из школы Оук-Парка он превратился в довольно красивого, шикарного и обаятельного мужчину. Он со вкусом одевался, его ценили за искрометный ум и отточенную речь. Вскоре его стали отличать преподаватели, он сделался незаменимым членом редколлегии университетской газеты.

Вуди, мужественный как никогда, пышущий силой и тестостероном, был красив, словно греческий бог. Он слегка отрастил волосы и зачесывал их назад. У него была сногсшибательная, сияющая белизной улыбка и скульптурное тело. Я бы не удивился, если бы увидел его, вдобавок к футбольной карьере, на гигантских плакатах с рекламой одежды или духов, целиком закрывающих некоторые здания на Манхэттене.

Я регулярно ездил в Мэдисон на матчи с участием Вуди. Стадион тогда еще назывался «Бургер-Шейк», он вмещал тридцать тысяч человек, всегда бывал забит до отказа, и я слышал, как десятки тысяч болельщиков выкрикивают имя Вуди. Нельзя было не заметить, что в троице царило абсолютное согласие; они были счастливы вместе, и я, сейчас уже можно признаться, завидовал им и жалел, что выпал из Банды Гольдманов. Мне их не хватало. Теперь они трое стали Бандой, а Мэдисон — их территорией. Кузены отдали третье место в Банде Александре, и я лишь с годами понял, что место это еще в той Банде, в какую входил я, было переходящим: сначала его по праву занимал Скотт, а теперь оно отошло Александре.

* * *

В ноябре 1998 года мы впервые после поступления в университет праздновали День благодарения, и их успехи меня потрясли. Казалось, за несколько месяцев изменилось все. Радость от встречи с ними в Балтиморе не ослабла, зато гордость за свою принадлежность к Балтиморам, окрылявшая меня в детстве, на сей раз исчезла без следа. До сих пор дядя Сол и тетя Анита задвигали на второй план моих родителей, а теперь настал мой черед чувствовать себя ущербным по сравнению с кузенами.

Вуди, пышущий мощью, непобедимый викинг на поле, постепенно становился звездой футбола. Гиллель писал в университетскую газету, и его высоко ценили. Один из преподавателей, регулярно сотрудничавший в «Нью-Йоркере», говорил, что тот может предложить свой текст в эту престижную газету. Сидя в этом шикарном доме, за великолепно накрытым на День благодарения столом, я смотрел на них, любовался их величием и словно воочию видел их дальнейшую судьбу: Гиллель, радетель за правое дело, станет еще более знаменитым адвокатом, чем его отец, который к тому же твердо намеревался сделать сына владельцем соседнего с ним бюро, ожидавшего его уже сейчас. «Отец и сын Гольдманы, адвокаты-партнеры». Вуди войдет в футбольную команду «Балтимор Рэйвенс», которая была создана два года назад и уже демонстрировала блестящие результаты благодаря на редкость удачной кампании по рекрутингу молодых талантов. Дядя Сол говорил, что у него есть ходы на самый верх — что никого не удивляло — и Вуди не останется в тени. Я представлял себе, как через несколько лет они станут соседями в Оук-Парке и каждый купит себе великолепный, внушительный дом.

Мать, видимо, почувствовав мою растерянность, за десертом вдруг решила всем показать, что и я не лыком шит, и объявила, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— А Марки пишет книгу!

Я побагровел и настоятельно попросил ее замолчать.

— И про что книга? — спросил дядя Сол.

— Роман, — ответила мать.

— Пока просто наброски, — промямлил я, — посмотрим, что получится.

— Он уже написал несколько рассказов, — не унималась мать. — Прекрасные, два напечатали в университетской газете.

— Очень бы хотелось почитать, — ласково сказала тетя Анита.

Мать обещала прислать их, а я снова попросил ее молчать. Мне показалось, что Вуди с Гиллелем хихикают. По сравнению с ними, какими они стали в моих глазах — полубогами, наполовину львами, наполовину орлами, готовыми взлететь в небеса, — я со своими дурацкими рассказиками чувствовал себя жалким: ведь я по-прежнему оставался все тем же впечатлительным подростком, и до их великолепия мне было как до луны.