Книга Бекерсона

Алло… — до его слуха донеслось какое-то прерывистое, скрипучее дыхание, — рад, что вас застал… И снова пауза, он молчал в ожидании того, что снова заявит о себе противоположная сторона, но в трубке послышались хриплые звуки: Я просто хотел поздравить. С чего бы вдруг, как это следует понимать? Его уже охватывал гнев, не в силах сдержать свои эмоции, он был готов воскликнуть: что все это значит? Но на другом конце провода прозвучало лишь: Да? И этого оказалось достаточно, чтобы он осекся. Простая, немногословная реакция — Да? И он снова смолк, они оба замолчали. С ним невозможно разговаривать. Так что?! — хотелось прокричать ему. — Что вы хотите от меня? Но ни звука больше не слетело с его губ. Он только вслушивался в мучительном ожидании. Так оба продолжали игру в молчание, оба не выпускали трубки из рук. И вот в эту тишину ворвался шорох, какой-то грохот на другом конце провода, донесшийся с улицы, скорее всего через открытое окно напомнила о себе мусороуборочная машина.

Мы могли бы как-нибудь увидеться? — проговорил вдруг он, но никакой реакции оттуда не последовало, так как трубку уже положили, поэтому ему подумалось: странно, там у него сейчас вывозят мусор… И все же, видимо, это была мусороуборочная машина. Но что из этого следовало? Десять часов двенадцать минут, — скажите, ну где в Гамбурге в это время вывозят мусор? В общем, в этот час, наверное, в сотнях мест в Гамбурге вывозят мусор. А в чем дело? Он что, заделался детективом?

Телефонный звонок озадачил его. Или тот просто хотел дать о себе знать, впрочем, в своей таинственной манере? Этот телефонный контакт скорее напоминал прощание, только вот с чем? Почему Бекерсон должен был прощаться с ним? В любом случае мусороуборочная машина была непростительной ошибкой. Один звонок — и все вернулось по прошествии многих недель и дней, словно контакт только что… или все еще… И снова предстала перед ним угроза, зловещая и реальная. Бекерсон — весь следующий день он не думал больше ни о чем. Значит, тот снова появился на горизонте, снова контролирует его своим взглядом и скорее всего никогда больше не отступится.

Будто невзначай, между прочим он достал пистолет и начал перекатывать в ладони маленькие штуковины — патроны, совсем безобидные… потом снова зарядил их в магазин, надавил на него, снял предохранительный рычаг, взвел курок и прицелился. После этого снова освободил пружину, разобрал пистолет и расставил в линию маленькие патроны калибра 9, модели «парабеллум» перед собой на столе — ну прямо солдатики в строю… Завтра утром в субботу он мог бы выбросить их все до одного прямо через борт в Альстер, чтобы они мгновенно пошли ко дну. А может, лучше застрелить его, совершить, так сказать, освободительную акцию… Но как, когда и где, почему тот положил трубку? Позвонит ли он снова? Должен ли он, Левинсон, по этой причине сидеть дома и ждать? И снова его мучило ощущение: что-то обязательно произойдет, какой-то поворот, но какой? Так или иначе, тот дал о себе знать. Он, Левинсон, не может от него отделаться, а тот — от него. К тому же, если он не ошибся, в голосе звонившего звучала какая-то мягкость, даже определенная кротость, прямо-таки уравновешенность. Ему надо следить за тем, чтобы в итоге им не завладела тоска… Каким удивительно беспомощным он выглядел. В его сознание вернулась Лючия, как женщина, которая… Самопроизвольно о себе напомнило сугубо мужское начало — а тот взял и положил трубку! Проявление слабости — триумф! Он, Левинсон, ощутил в душе облегчение, почти благодарность после этого телефонного звонка, им завладела какая-то человеческая аура, нечто осязаемое, в общем, слабость! И хотя звонок был, пожалуй, воспринят им лишь как очередной ход в игре, его противник, можно сказать, совершил ошибку, и в этом прослеживалась своя логика.