Книга Бекерсона

Так что это была священная и чистая любовь, ибо в ней отсутствовало нечто извращенное и наносное и еще фальшь, а присутствовал незамысловатый принцип — притяжение/отталкивание. И если ночью она нашептывала ему в ухо, что любит его, повторяя неоднократно свое ужасное ятебялюблю, то в этих словах ему слышалось нечто нечистое и даже неблаговидное, о чем он ей прямо и сказал. Впрочем, ее высказывание (а по сути дела, нечто неуместное) он объяснил потрясением, обусловленным именно тем, что он, Левинсон, ее, Лючию, в любом случае не так любил, как надо. На следующее утро он проснулся один в постели, в этой самой норе. В записке, лежавшей около столика, он прочел, что ей рано надо было на работу. Пусть он приготовит себе завтрак и, может быть, сходит за булочками и газетой. Она оставила ему ключ, а он нашел в кухне все, что потребовалось. От души помылся под душем, позавтракал и огляделся в квартире. Из-за ограниченности площади здесь не было настоящей спальни, поэтому широкая кровать, заправленная белым бельем и прикрытая холщовым покрывалом, возвышалась посреди жилой комнаты. Он убрал постель. Кухня не блистала чистотой, там действительно царил беспорядок. В квартире ничего не запиралось, шкафы в прихожей, белье и одежда, которые, на его взгляд, источали все еще девственно чуждый запах, ванная, интимность выставленных там предметов, характерный сорт зубной пасты, средства гигиены, шампуни, тюбики, флаконы, баночки, всякие таблетки и пилюли, в жилой части квартиры — фотоальбомы, которые он бегло пролистал. На фотографиях в основном были изображены маленькие дети, люди на пляже, согласно подписям под фотографиями, были дядями и тетями, молодой человек по имени Олаф с гримасой на лице тянулся прямо в камеру, со многих фотографий смотрел пожилой мужчина с шарообразной лысиной, своей полнотой напоминающий гуру, быть может, это какой-то тайный наставник, ее прежний возлюбленный? Он разглядывал все без особых эмоций — вот шкатулка для драгоценностей с несколькими явно старинными брошами и цепочками, доставшимися ей по наследству, фамильные вещи, а вот рядом с кроватью книги, и, наконец, настоящий шок — последний роман Кремера, который в тот особый первый день этой новой любовной связи он с живым интересом и любопытством пролистал и приступил к чтению, а потом уже читал не отрываясь.

И вновь Кремер втягивал его в свой водоворот, заставляя строго следовать сюжетной линии… И это после выхода его последней, более слабой книги (но так ли это было в действительности?), в которой он, Кремер, удачливый автор, судя по всему, увлекся трепом, правда, весьма изящным. Неужели это тоже Кремер? Книга без «укуса» — или все же без закона, без необходимости, и вот новое произведение. Странно, однако, когда он это говорит, без закона, он сам не знал, как из этого мог сформироваться критерий. Новую книгу, которая еще недавно едва ли привлекла бы его внимание, он прочел в один присест, просто проглотил не отрываясь. И с тех пор этот текст ассоциировался у него с квартирой Лючии (чего стоил один запах!), в которой он находился в качестве гостя, а также любовника, жениха и дармоеда. Она написала ему в записке, что будет около шести. Надо было бы проверить, не остались ли на подоконнике бутылки шампанского, а еще надо подкупить к ужину салаты. Неподалеку располагался магазин, у него ведь был ключ, с помощью которого он потом действительно вышел из дома с книгой Кремера в кармане. Сразу же после обеда он пересек их улицу и направился в магазин — сам нездешний, чужой, в общем, инородное тело. Происходившее вокруг в этом незнакомом для него месте, равно как и голоса игравших на спортивной площадке детей, производило какое-то странное, как бы приглушенное впечатление. Он окинул взглядом и оценил непривычный пейзаж, после чего вернулся в свою нору с пакетом и газетой в руках. В ней он обнаружил научную статью о происхождении мира под достоверным названием «Теория большого взрыва», эхо которого все еще доносилось с окраинных территорий Вселенной. Значит, «большой взрыв», а что было до него? Словно тем самым все проблемы решены! С виду это было созвучно надежному гипотетическому подходу, а запах в помещении, видимо, все еще был каким-то противоестественным, как и огромное закрытое окно со скопившимися в его створках зимними солнечными лучами, а также с иногда напоминающим о себе радиатором. Остальную часть дня он посвятил тому, что, включив акустическую установку, слушал музыку и размышлял об этой женщине, Лючии, не сомневаясь в том, что после возвращения с работы снова овладеет ею.