Ловчий сдернул с головы шляпу и низко поклонился. Михаил Анатольевич, спохватившись, сделал то же самое. Но какое-то шестое чувство подсказало ему, что поклон его не должен быть столь уж подобострастен. Он сдержанно наклонил голову и, выпрямившись, впился глазами в короля Редрика. И в этот момент вдруг ни с того ни с сего действительно почувствовал себя сыном человека, которого никогда в жизни не видал, и перестал бояться. Он испытывал вполне законное волнение - как его примут, и примут ли вообще, и, конечно, ему хотелось знать, что за человек этот самый его отец. И то, что перед ним - король, имело сейчас весьма малое значение. Он жадно вглядывался в черты лица Редрика, изучая его, как это делал бы его настоящий сын, напрочь позабыв о щекотливости ситуации.
Они встретились глазами. Овечкин вздрогнул. И король что-то такое почувствовал. Он сдвинул брови, слегка наклонил голову набок и недовольным голосом произнес одно слово:
- Ну!
Прозвучало это почти как "нэ".
Михаил Анатольевич не шелохнулся, продолжая поедать короля глазами. Ловчий сделал шаг вперед, кашлянул и заговорил негромко, с весьма почтительными интонациями:
- Извольте выслушать, государь...
* * *
Изложение дела не заняло много времени. Государь выслушал, ни слова ни говоря, просмотрел предъявленные бумаги и, откинувшись на спинку стула, вперил в Овечкина пронзительный немигающий взгляд.
- Принц, говоришь, - сказал он невыразительным голосом. - Ну, ну...
Михаил Анатольевич сглотнул вставший в горле комок.
- Я сам узнал об этом совсем недавно, - тихо сказал он. - И - если это не покажется вам дерзостью с моей стороны - я не обрадовался, когда узнал.
- Почему же так? - в голосе короля наконец прозвучало что-то живое. Это была ирония.
И Овечкина вдруг понесло. Его осенило неожиданное вдохновение.
- Я вел совсем другую жизнь, государь. Я читал книги и постигал мудрость, заключенную в них. Никогда не думал о славе, о власти, о подвигах. И мечтал заниматься именно этим! - огорченно воскликнул он.
Ловчий исподтишка кинул на него изумленный взгляд, ибо предполагалось, что самозванный принц будет в основном молчать, изображая человека застенчивого и нерешительного. Но Михаил Анатольевич уже ничего не замечал.
- Я не хотел быть ни принцем, ни королем! Я приехал сюда только для того, чтобы взглянуть на своего отца и свою мать. Услышать от них хоть слово привета. И с радостью уеду обратно, - с жаром говорил он. - Конечно, мне хотелось бы, чтобы вы признали меня, государь. Но я хорошо представляю себе, что это значит - признать меня официально. Мне жаль принца Ковина ведь он тоже ваш сын, хотя и рожден не от королевы. Пусть он так и остается принцем... мне ничего не надо. О, если б мне позволено было заключить в свои объятия вас и мою мать, королеву, и вы ответили бы мне лаской - я был бы счастлив!
На лице короля Редрика тоже появилось выражение бесконечного изумления. Это Овечкин заметил и немедленно отреагировал.
- Я удивляю вас? Не таким вы хотели бы видеть своего сына... я понимаю. Но что же делать - меня воспитали монахи, и я дорожу в этой жизни лишь своими книгами и добрыми отношениями с людьми! С тех пор, как я узнал, что Сандомелия - не мать мне, я потерял покой и сон... ведь я никогда не знал, что такое родительская любовь. Хотя Сандомелия всегда была добра ко мне... мне не в чем упрекнуть эту женщину, кроме того, что она лишила меня счастья вырасти среди близких людей...
У короля окончательно отвисла челюсть. И Овечкин притормозил. Он прикрыл глаза рукой и отвернулся.
Некоторое время в комнате царила полная тишина. Затем за спиною Овечкина послышался скрип стула - король Редрик выбирался из-за стола.
- Отправляйтесь на постоялый двор, - сухо сказал он кому-то, должно быть, седобородому. - Приведите сюда свидетельниц. Пошлите отряд за Сандомелией и ее служанкой. Пусть захватят также настоятеля монастыря, где воспитывался этот... И позовите королеву!
* * *
Испытание началось.
Дворянин Мартус отправился на постоялый двор вместе с седобородым, оказавшимся доверенным лицом короля Редрика во всяких секретных делах и делишках его величества. Овечкин, оставшись один на один с королем, скромно стоял в сторонке, пока тот мерил тяжелыми шагами свой кабинет в ожидании королевы. Наконец явилась королева.
- Полюбуйся на своего сына, - брюзгливо сказал Редрик. - Узнаешь?
Никого, кроме них троих, в приемной не было. Королева посмотрела на Овечкина. На усталом лице ее не появилось никакого выражения, и она перевела взгляд на мужа.
- Зачем ты звал меня?
Взволнованный Михаил Анатольевич, переплетя пальцы, крепко стиснул руки. Ему, как сыну королевы, ужасно хотелось сделать хоть шаг навстречу... она понравилась ему с первого взгляда - эта немолодая женщина, утомленная жизнью, с умным некрасивым лицом, уже одной походкой своей производила впечатление подлинной властительницы государства, которой в силу каких-то непонятных причин приходится подчиняться толстому, ворчливому и изрядно надоевшему мужу. Но он сдержал свой порыв.