Книга без переплета

Овечкин не сомневался, что разговор об увольнении выйдет очень коротким. Басуржицкий скажет «нет» и отправит его восвояси. Подраться с ним Михаил Анатольевич был бы очень не прочь, да вот беда — он никогда в жизни не дрался, и в исходе боя можно было тоже не сомневаться.

Голова болела, и был Михаил Анатольевич весьма противен себе самому. Он решил плеснуть в лицо холодной водички, отправился в ванную, и там его осенило. В зеркале он разглядел начавшую пробиваться на щеках белесую щетину, всполошился, что проходил целый день небритым, и тут только вспомнил, что Басуржицкий говорил о списке необходимых вещей, который надо дать секретарю. Бритва, например, ну и там еще… Овечкин застыл перед зеркалом, сообразив вдруг открывающиеся возможности. Во-первых, бумага и карандаш — можно накидать из окна записок с просьбой позвонить Никсе Маколею и с изложением вкратце бедственного своего положения. Во-вторых, если секретарь, к примеру, отведет его к Даниилу Федоровичу составлять этот список — а можно и напроситься на это под предлогом еще одного телефонного звонка — то можно будет довольно долго просидеть в кабинете в непосредственной близости от вожделенного выхода. И вдруг за это время подвернется возможность… если быть очень смирным… если быть очень покорным Овечкиным…

Это была мысль! Это было хоть что-то. И когда хладнокровный юный секретарь появился в дверях со своим вечным подносом, Михаил Анатольевич, робея и заикаясь, напомнил ему о списке.

— Здесь нет ни бумаги, ни ручки, — сказал он и с трепетом ждал ответа.

Секретарь кивнул и удалился. Вернувшись же забрать поднос, он бесстрастно сообщил Овечкину, что списком можно будет заняться завтра с утра.

И Михаил Анатольевич провел еще одну почти бессонную ночь, холодея при мысли о третьей возможности, о которой он не подумал — секретарь придет сюда, сядет рядом и будет ждать. А потом унесет список. И начинай думать заново!

Но ему повезло. Утром после завтрака, собрав посуду, мальчик сухо пригласил его следовать за собою.

По дороге Овечкин внимательно рассматривал все, на что позавчера не обращал никакого внимания. Интересовали его, главным образом, окна. Но, судя по всему, единственной надеждой оставалась все-таки входная дверь. Все эти комнаты и комнатки, коридоры и коридорчики переплетались между собою, а квартира, как ни крути, была все на том же шестом этаже, и если где-то здесь и существовал черный ход, на глаза Михаилу Анатольевичу он не попался.

Они добрались до кабинета, и секретарь, похоже, остался ждать в приемной, как раз между кабинетом и входной дверью. В кабинете же находился Даниил Федорович.

Хозяин нынче был зол и сумрачен и не трудился скрывать это. Он небрежным кивком поздоровался с Овечкиным и буркнул:

— Садитесь за стол и пишите, только поскорее.

Сам он расхаживал взад и вперед по кабинету, заложив руки за спину, и тут же, казалось, позабыл про Михаила Анатольевича. А тот не стал садиться за стол. Взяв несколько листочков бумаги и ручку, Михаил Анатольевич тихонько пристроился на стульчике в уголке, поближе к двери, и принялся покусывать ручку, делая вид, что усиленно размышляет над списком.

Он сидел так тихо, что Басуржицкий, похоже, и вправду забыл о нем. Походка психиатра делалась все резче, он начал гримасничать и покусывать губы, ведя про себя какой-то гневный монолог. Затем Даниил Федорович начал уже вслух злобно бурчать что-то себе под нос, фыркать и делать рукою такие жесты, словно тыкал в живот невидимого собеседника. Михаил Анатольевич на всякий случай быстро написал вверху списка слово «бритва», потом отвлекся и с интересом принялся следить за Басуржицким. Страсти все разгорались.

— Да! — выкрикнул вдруг Даниил Федорович и остановился, вперившись в пространство перед собою, словно ожидая ответа.

И невидимый собеседник откликнулся.

Он появился в кабинете так незаметно и неожиданно, словно бы от книжного шкафа вдруг отделилась резная фигура и медленно выступила вперед. Михаила Анатольевича даже прошиб холодный пот, когда он увидел этого взявшегося из ниоткуда человека.

Басуржицкий тоже оторопел, но всего на мгновение. Он тут же насупился, надулся, вновь превратился в сановного барина и буркнул:

— Здравствуйте!

— В чем дело, Даниил Федорович? — спросил пришелец ровным голосом, закладывая руки в карманы и откидывая назад голову. — Вы чем-то недовольны?

Был он среднего роста, худощав и темноволос, довольно приятной внешности, и голос его звучал интеллигентно, но Овечкину этот человек ужасно не понравился. Так не понравился, что даже мурашки побежали по телу. Но Михаилу Анатольевичу некогда было анализировать свои ощущения, ибо между хозяином дома и посетителем немедленно завязался диалог, заставивший библиотекаря полностью обратиться в слух.

— И вы еще спрашиваете? — саркастически воскликнул Басуржицкий. — Где обещанное оборудование? Где деньги? Вы загружаете меня работой, а сами…

— Ну уж, — сказал незнакомец. — Так уж и загружаю. Где эта работа, хотел бы я видеть? Месяц прошел… вы привели девицу в то состояние, которое мне требуется?