Судя по историческим источникам, в Средние века принесение в жертву людей при погребальных и поминальных обрядах по случаю смерти знатных персон было довольно широко распространено у тюркских и монгольских народов, а также у других народов степи[932]
. Чаще всего смысл человеческой жертвы, насильственной или добровольной, состоял в необходимости продолжения в мире ином свойственных этому миру универсальных отношений социальной подчиненности (господин-слуга). В этом же семантическом ряду находится обычай установки у поминальных храмов каганов и других представителей племенной аристократии Второго Тюркского каганата (689–744 гг.) рядов вертикальных камней-балбалов. Как показал анализ употребления словаОбилие упоминаний о человеческих жертвоприношениях у тюрков и монголов в письменной традиции диссонирует со скудостью вещественных свидетельств на этот счет. Тем не менее редкие археологические подтверждения подобной ритуальной практики имеются. Например, у половцев жертвоприношение людей абсолютно достоверно зафиксировано в святилище с каменной статуей середины XII — начала XIII в., открытом у с. Бешпагир Ставропольского края[934]
. Возможно, человек был принесен в жертву хану, погребенному в Чингульском кургане[935].Сообщение Филиппа де Туей о похоронах вместе с господином живого воина-слуги, на первый взгляд, кажется маловероятным. Однако есть исторические прецеденты и таких захоронений. Что касается тюрок, то помимо приводимого П. Голдиным свидетельства ал-Балхи («среди них есть такие, которые погребают своих рабов и слуг, (оставляя их) живыми, в могильном кургане (телль) до тех пор, пока они не умрут»[936]
), можно указать на анонимного арабского автора X в., сообщающего об обычаях дунайских болгар: «У них есть огромный склеп. Когда кто-либо умирал, они помещали его туда и помещали вместе с ним его жену и его слуг и оставляли их там до тех пор, пока они не умрут»[937].О погребении вместе со «скифами» (куманами) живых людей при разграблении греческих городов, которое последовало за взятием Константинополя в 1204 г., пишет византийский историк Никита Хониат: «Они (скифы) непременно хотели достигнуть самого верха жестокости, упиться кровавой свирепостью; и вот, когда кто-нибудь из них умирал, естественной ли смертью или на войне, то, закапывая вместе с умершими боевых коней, на которых те ездили, луки с тетивами, обоюдоострые мечи, в те же могилы зарывали они живыми и пленных римлян. Кто мог тут выкупить, кто мог спасти несчастных? Так, варвары не знают ни меры, ни границ бесчеловечия»[938]
.Есть сведения о том, что чжурчжэни в XI в. во время похорон знатных лиц вместе с ними заживо погребали любимых слуг и оседланных лошадей, принося их в жертву[939]
. Наконец, вспомним монгольский обычай, привлекший внимание западных дипломатов в 1247 г.: «Существует также другой способ хоронить некоторых более важных лиц. Идут тайком в степь и там снимают траву с корнями, и вырывают большую яму, а в стене этой ямы делают [еще] одну яму под землей. И кладут под него того раба, который был его любимцем, [и] тот лежит под ним столь долго, что начинает почти агонизировать; затем его вытаскивают, чтобы он мог подышать, и делают так трижды; и, если он спасется, то после этого он свободен, и делает то, что ему будет угодно, и [отныне] является большим человеком в [этом] доме, а также в его роду» (Liber Tartarorum, III. 13; параллельный пассаж брата Бенедикта Поляка см. НТ, § 45). Таким образом, едва ли следует сомневаться в достоверности свидетельства Филиппа де Туей о захоронении воина живым. Не исключено, что у тюрков и монголов людям, погребаемым заживо, могли предварительно давать какие-то наркотики или медленно действующие яды, хотя прямых указаний на это в источниках не имеется. Необычность ситуации состояла в том, что, отправляясь в иной мир служить своему господину, воин должен был заодно доставить туда послания и драгоценности.Воин, прежде чем его опустили в яму со своим сеньором, простился с королем куманов и остальными знатными сеньорами; и пока он прощался с ними, в его суму сыпали много золота и серебра и говорили ему: «Когда я приду в иной мир, ты вернешь мне то, что я тебе даю». И он отвечал: «Исполню это с большой охотой».