Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика

Вечером сражения при Мансуре Людовик Святой снял свой шлем и надел шлем с полями Жуанвиля, чтобы проветриться. В самом деле, по соображению г-на Кишера, ношение большого шлема под африканским солнцем было настоящей пыткой. Можно предположить, что Жуанвиль в тот день пожелал избегнуть этой пытки, коль скоро мог одолжить королю свой шлем с полями. В других местах сказано, что священник Жуанвиля был в таком же шлеме с полями, когда атаковал восьмерых сарацин, и что Жан Большой, генуэзский рыцарь, носил тот же головной убор, когда, готовясь к конному поединку с сарацином, оставил своего противника в одиночестве и погнался за восемью турками, остановившимися, чтобы поглазеть на зрелище поединка (§§ 548 и 549). Может быть, от шлема иногда отказывались в пользу шлема с полями, коль скоро мы узнаем, что в один и тот же день среди шампанских рыцарей, которых было немного, один был трижды ранен копьем в лицо, а другому мечом отрубили нос (§ 225)? Возможно, именно из-за отсутствия шлема Пьер, граф Бретонский, в том же бою был тоже ранен в лицо (§ 237), а всего за несколько дней магистр ордена Храма Гийом де Соннак, на масленицу потеряв глаз в сражении, лишился и второго в бою в первую пятницу поста. Я не стану настаивать на этой гипотезе, поскольку фактам, о которых шла речь, можно найти другие объяснения. Не буду ссылаться также на изображение захвата Дамьетты, где видно много бойцов с открытыми лицами. Эта композиция, взятая из рукописи А, возможно, в целом и воспроизводит ту, что украшала оригинальную рукопись, но детали в ней подновлены. Суждение г-на Кишера совпадает с мнением тех, кто отказывается относить рукопись А ко временам Жуанвиля. «Миниатюра, посвященная взятию Дамьетты, изображает короля в шлеме совершенно иной формы, чем шлемы XIII в. Котта без пояса, наколенники и поножи поверх кольчужных чулок, бацинеты, которые другие бойцы носят в качестве шлемов, — все эти вещи тоже не соответствуют временам Жуанвиля».

Другим важным элементом оборонительного вооружения был «рыцарский щит (ecu, bouclier) в форме равнобедренного треугольника с двумя выгнутыми сторонами. Он был деревянным и покрывался толстой кожей, на которой был изображен герб рыцаря. Ремень, в который продевали голову, крепился к верхней части щита». Щит, не снимая с шеи, брали в левую руку, чтобы отразить или смягчить удар. В самом начале сражения при Мансуре Жуанвиль лишился щита, который сорвали у него через голову в момент, когда он не держал его рукой (§ 224). Когда Людовик Святой прыгает в море, чтобы соединиться со своими людьми, уже занявшими побережье, щит висит у него на шее; но когда он готовится устремиться на сарацин, он держит щит перед собой, не оставляя свободно висеть на шее (§ 162). Будучи достаточно прочным, чтобы выдерживать сильные удары, щит в то же время был достаточно легким, чтобы не тонуть в воде (§ 235).

Жуанвиль упоминает также два других типа щитов: рёлль (roelle), «маленький круглый щит лучников, которые носили его на поясе», и тарч (targe), «щит произвольной формы, использовавшийся бойцами низкого состояния». Один королевский сержант, в которого пешие вилланы метнули греческий огонь, избежал опасности сгореть заживо, приняв горшок огня себе на рёлль (§ 240). Пешие сарацины, обращенные в бегство людьми графа Фландрского, бросили много своих тарчей (§ 273). Дважды упоминается эффект, который производили украшенные гербами флажки графа Яффаского, развевавшиеся на тарчах его людей, когда он на своей галере причаливал к берегам Египта (§ 158), и прикрепленные вместе с тарчами к каждому из пятиста зубцов его замка в честь короля, посещения которого он ожидал (§ 516). Г-н Кишера полагает, что эти тарчи крепились к шестам, на концах которых реяли флажки.

Перчатки (gants), которые собирался украсть слуга Гийемен, когда они понадобились одному из бургундских рыцарей (§ 417), были не просто предметом одежды: под ними следует понимать «вооружение для защиты кистей рук, соединявшееся с рукавами кольчуги; они делались из замши или оленьей кожи и покрывались железными кольцами». Гийемен брался украсть также шпоры (eperons); они крепились поверх кольчужных чулок, использовавшихся для защиты голеней и ступней. На печати Амори де Краона от 1223 г. изображен образец очень длинной шпоры с одним лучом, которая могла бы наносить коню глубокие раны, если бы ее острие не было притуплено. На смену этому типу шпоры пришла шпора с трехлучевым репейком, воспроизведенная здесь по печати Ги III, графа де Сен-Поля, от 1370 г. В конечном счете самой распространенной стала шпора с большим, или «лучистым», колесиком, очень старый образец которой можно увидеть на печати Жана де Бури от 1211 г.