Таким путем, на мой взгляд, сложилась фабула Дописки. Стилистически весь финал — вполне цельный, самостоятельный кусок, резко отличный от остального текста. Кажется, что все слова финала изображены заглавными буквами. То ли предвкушение окончания трудной работы наполняет ликованием последние строки? То ли представившаяся возможность самостоятельного творчества дает эмоциональный разгон перу копииста? Но очевидно одно — невероятная гремящая нота разрушает тонкую, пластичную конструкцию поэмы. Нелепая, как фанфара в финале «Концерта для струнного оркестра». Как туш и призы чемпионские марафонцу, пришедшему последним.
Не мог сам автор сделать такой вывод в пользу Игоря. Он–то знает его подлинную цену.
Переписчик же уверен, что литературные произведения в древности посвящались самым выдающимся деятелям Руси. Ход его мыслей вполне прочитывается — была веская причина у киевского писателя обратиться к житию Игоря. И, видимо, вскрывалась она в утерянных страницах. Возможно, там Игорь стал великим киевским князем и прославил свое имя победами над погаными. А весь предыдущий текст — лишь вступление к настоящей повести о голове русской земли… После побега Игорь, вероятно, собрал новое войско и нанес: поганым сокрушительное поражение. И это логично, ибо стоило ли браться за перо для того только, чтобы отметить неудачу какого–то князя! — полагает П–16.
Так, по–моему, Игорь стал головой русской земли.
Весь последующий текст развивает тему головы.
Солнце светится на небесе —
Игорь князь въ Руской земли.
Девици поють на Дунай,
вьются голоси чрезъ море до Кiева.
Игорь идетъ по Боричеву къ Святой Богеродици Пирогощей.
Давно исследователи стараются понять, почему Игорь, вопреки летописным сведениям, едет из плена в Киев, а не в Новгород–Северск. Но если учесть, что из текста «Слова» не явствует его Новгород–Северская «прописка» и Святослав киевский называет Игоря и Всеволода «о моя сыновчя», термином, вышедшим к XVI веку из употребления (сыновец — племянник, двоюродный брат) и отчество у Игоря — Святославич, то нетрудно решить, в каких отношениях состоит «юный» Игорь с великим князем, и где дом его отчий. В Киеве. И после побега куда стопы свои направит блудный сын? В Киев, к отчему злату столу. А других источников по Игорю, как я предполагаю, переписчик попросту не знал, ориентировался исключительно на те данные, что сумел почерпнуть из «Слова». Проверять свою версию анализом летописной литературы он не счел нужным: отношение к «Слову» у него было не такое как у нас. Он выполнял работу не исследовательскую. По нему — лишь бы складно. Но указав путь следования Игоря к Киеву, он допускает очень любопытную неточность. По Воричеву взвозу проходит дорога, ведущая
Пешему Игорю надо было обогнуть Киев, дав огромный круг, чтобы вступить на Боричев взвоз.
Формально строка совершенна. Гремящая аллитерация с открытым гласным (ра–ра–ра), маршевый ритм — создают музыкальный подтекст, соответствующий праздничному смыслу лексической композиции. Великолепная стилизация.
…Изъявление радости, как говорилось — традиционная деталь сюжета летописной повести, если речь идет о победе или избавлении. В Ипатьевской летописи: «Се же избавление створи господь въ пятокъ въ вечеръ. И иде пеш 11 денъ до города Донця, и оттоле иде во свои Новъгородъ и
Этими словами кончается летописная повесть.
Отметим, что ни о каком молении не упомянуто: Игорь озабочен насущными делами.
Фактическая сторона летописной информации не вызывает сомнений. Маршрут его логичен и оправдан:
Поле — Донецк — Новгород–Северск — Чернигов — Киев.
Единственно в чем может упрекнуть летописца строгий историк — в христианской жалостливости. Хронист–монах за событиями не видит того идейного смысла, который явлен Автору. Он по–христиански порицает Игоря за разбой в Переяславском княжестве более, чем за опрометчивый поход его в Степь. Недаром в горьком монологе у Каялы Игорь вспоминает свое избиение «христиан». И вот теперь бог покарал его. Половцы, по мнению летописца, бич божий, наказующий Игоря за грехи его прежние.
Но в муках грешник очистил душу и исцеленным возвращается на родину, прощенный богом.
И рады ему жители Новгород–Северского за то, что вернулся сам, оставив в чужой земле тысячи их сынов братьев и отцов. И рад двоюродный брат Ярослав черниговский (погиб воевода Ольстин Олексич и весь полк его).