Читаем Книга благонамеренного читателя полностью

Я не зря завел этот разговор: мне кажется, босуви врани граяли Святославу на тюркском языке. Речи их не поняли ни Переписчик, ни Мусин–Пушкин, потому постарались скомпоновать текст так, чтобы получались лексемы, похожие на русские. Переписчику это место рукописи казалось безнадежно испорченным. Буквы слагались в русские слова, но общий смысл от этого не становился яснее. Руководствуясь желанием сделать место хотя бы читаемым, Переписчик дописал несколько слов. «Всю нощь съ вечера» подсказано ему началом отрывка «Си ночь съ вечера», но писано уже языком своего диалекта. Этим я объясняю разность двух написаний. На фоне чрезвычайно запутанной фразы чересчур ясное грамматически и лексически «всю нощь с вечера» вызывает оправданное подозрение. Клише привлечено для поддержки композиции «босови врани», полученной Переписчиком из толкования одного непонятного термина.

…Ни в фольклоре, ни в письменности славянских народов вороны таким эпитетом не определялись. Всегда — постоянный эпитет «чёрный ворон», «чёрный вран». (Ср. в «Слове» — «чёрный ворон, поганый половчине!»)

Даже удачная, на первый взгляд, попытка истолковать «босови» как «серые» от тюрк. бос, боз — серый, не разрешает сомнения. «Серые вороны» — безусловный модернизм, хотя в природе они и существуют, но русские именовали их галками. (Кстати, в «Слове» они названы трижды). Лишь сравнительно недавно стали различать: ворон — чёрная птица и ворона — серая птица (использовав польское «врона» — чёрная птица), но в древнерусском — ворон, вран всегда обозначает черную птицу, лаже без постоянного эпитета. Поэтому «серый ворон» в то время попросту невозможное сочетание. «Босови» не цветной эпитет. В сочетании с «волком» он ещё может выступать в этом значении или в другом «босой», т.е. голоногий (как и предлагают многие). Но к нашему примеру и это значение не подходит: представьте себе «босых ворон». Переводчики перебрали все случаи употребления эпитета «босый» в славянских языках. Пожалуй, в статьях не фигурировал только разговорный «бусый» — пьяный, ввиду явной ненаучности своей.

…Я предполагаю, что Переписчик столкнулся здесь с ещё одной обобщающей кличкой половцев. В «Слове» прозвищ множество. Степняков называют «половцы», «кощей», «поганые», «хинове», «бесовы дети» и калькированными терминами — «толковин», «птиц подобие». Часто — в нагромождении — «чёрный ворон, поганый половчин», «поганый толковин», «поганый кощей». «Задонщина» послушно повторяет прозвища степняков: «хинове», «половцы», «поганые» но и — «бусурманы».

В «Слове» не хватает как раз такого определения.

…Арабы называют верующих в аллаха — муслим («покорный»). Турки контаминировали два слова: «мысыр» — Египет (арабское) и «муслимин», создав термин «мусурман». Он распространился и на тюрков, принявших ислам. Кипчаки превратили турецкое изобретение в «бусурман». Русские восприняли кипчакскую форму, адаптировав ее в диалектах «бусурман», «бесермен», «басурман», «босурман» и др. В южнорусском диалекте была форма с «книжным» долгим «у» — «босоурман», давшая в устном — «босоврман». В украинском сохранилось до XIX века необычное название мусульманина «бусовир» (Преображенский). Во множественном числе первичная форма, надо полагать, выглядела развитей — «бусоврмане» или «бусоврамне».

Если бы Переписчик встретил во сне Святослава знакомых ему «бусурман», то мы бы сегодня не бились над загадкой таинственных «босовых вран».

В протографе некие «босоврамне» издают какой–то шум, скорее всего «глаголахуть», но Переписчику показался более уместным в данном случае глагол — «граяхуть».

Думаю, что в оригинальном тексте были следующие комбинации букв: «босоврамне… плеснь скана болони беша дебрь кисан юин ес ошлюксин». П–16 выделяет похожее на русские слова «болони», «дебрь» и «несош люк син…»

Последнее сочетание показалось ему оборванным. Он дописывает очевидное «…ему морю». Таким образом, получает приблизительный смысл «и несет луке синему морю».

Значение всей фразы рассыпается, но каждое слово в отдельности ему почти понятно: его задача добыть «местный» смысл. Может быть, в угоду этому «местному» смыслу были заменены и некоторые буквы. Например, в «топониме» — «Плесньск». Тюркский текст, пройдя сквозь строй переписчиков (П–16 и П–18), едва ли мог сохраниться в доподлинности, но и то, что уцелело поддается прочтению, «…бусурмане: «знаешь, как вернуть разум?» Пять железных пут омой — (инес) мстливый ты…» (Подчеркнутое место мною не понято). Этот текст могли произнести «тощие тулы поганых толковин», которых Святослав, через предложение возвращаясь к ним, называет — бусурманами. Это они осыпают его жемчугами, нежат его больного и предлагают лекарственный совет.

Для меня главное в этом тексте «дебрь кисан» — железные путы, кандалы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение