Книга благонамеренного читателя

Заурядный петух в Индо–Европе почитался как божество восходящего солнца, символ жизни и воскрешения на том же основании, что и египетский павиан. Именем петуха называли себя народы, и изображение его становилось гербами империй. Петуха вышивали на коврах н рушниках, он венчает крыши храмов и домов и могилы, пока его не заменит новый символ огня — крест, получивший имя свое от старого доброго петуха — солнца.

И вожди славянского христианства не стеснялись бороться с петухом. Они ему угрожали в своих церковных формулах страшными карами, как самому главному врагу греческой религии.

Ни хытру, ни горазду,

ни птицю горазу

суда Божiа не минути!

Но серьезный ученый никогда не поверит в то, что такие солидные люди, как древнерусские отцы религии, могли себе позволить унизиться до теологических диспутов с какой–то пернатой тварью. Поэтому выражение из «Слова о полку Игореве» до сих пор не может уместиться в сознании. Другое дело, если бы была названа мифическая птица Гаруда, известная по авторитетным индоиранским фольклорным источникам, или хотя бы таинственная Жар–птица, так нет же — курицын сын!

Культ сына Солнца — петуха был, вероятно, общим у иранцев, близких к Ирану тюрков и некоторых славянских племен.

Тюрки сохранили петуха — кораз, гораз, гаруз, кураз, каруз, хорус и т.п. Славянские формы, вероятно, были также разнообразны. В «Слове» упоминается бог солнца — «Хорс», думаю, он имел отношение к петуху «хоросу».

Пословица, приведенная в «Слове», не изобретена Автором. Она уже была в ходу, вероятно, не один век. «Гораздый» уже достаточно далеко ушло от кораз (гораз), и произносящий эту пословицу мог не улавливать прямой семантической связи рифмующихся слов.

Сон Святослава

А Святъславъ мутенъ сонъ виде. «В Кiеве на горахъ си ночь съ вечера одевахъте мя, — рече, — чръною паполомою на кроваты тисове; чръпахуть ми синее вино съ трудомь смешено, сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ великый женчюгь на лоно и негуютъ мя. Уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ. Всю нощь съ вечера босуви врани възграяху у Плесньска на болони беша дебрь Кисаню и несошлю къ синему морю».

И ркоша бояре князю: «Уже, княже, туга умь полонила. Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомъ Дону. Уже соколома крильца припешали поганыхъ саблями, а самаю опустоша въ путины железны». (Подчеркнутые места подлежат объяснению).

Не будем отвлекаться на перевод Мусина–Пушкина, он почти без изменения повторился в последующих. Приведем один из самых поздних и лучших переводов, выполненных группой ученых — Л. А. Дмитриевым, Д. С. Лихачевым и О. В. Твороговым. «А Святослав смутный сон видел в Киеве на горах. «Этой ночью с вечера одевали меня,— говорил,— черной паполомой на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с горем смешанное, осыпали меня крупным жемчугом из пустых колчанов поганых толковин и нежили меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плесньска на лугу, были в дебри Кисановой и понеслись к синему морю».

И сказали бояре князю: «Уже, князь, тоска ум полонила. Вот слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть города Тмуторокани или хотя бы испить шлемам Дона. Уже соколам крылья подрезали саблями поганых, а самих опутали в путы железные»… ¹.

Пояснения к переводу принадлежат О. В. Творогову и отражают проделанную несколькими поколениями ученых работу по установлению значений некоторых мест приведенного отрывка. Но, к сожалению, комментарии О. В. Творогова страдают, на мой взгляд, излишним лаконизмом и бездоказательностью. Например: «Великый женчюгь — в русских поверьях видеть во сне жемчуг слезы, печаль» (стр.498).

Мы сейчас в состоянии задать вопрос и ответить на него, почему именно такой сон увидел Святослав Киевский? Случайна ли символика этого сна?

Святослав увидел во сне, что его готовят к погребению, по тюркскому, тенгрианскому обряду.

Подробнее о формуле обряда можно узнать в исследовании «Шумер–наме» (глава «Тенгрианство»), которое печатается во второй части этой книги.

 

Кто участвовал в обряжении? Двоюродные братья, Игорь и Всеволод.

Си ночь съ вечера одевахъте мя, — рече…

Полагаю, что в пергаментном списке термин «Сыновчь» (племянники, двоюродные братья) оказался в конце строки и был сокращен в аббревиатуре «СНЧЬ».

Следующая строка начиналась: «съ вечера» и Переписчик, расшифровывая титлованное написание, учел это соседство, которое подсказало ему самое близкое решение — «Си ночь».

 

«Синее вино с трудомь смешено».

Удивительный образ родили переводчики: «темно–голубое вино с горем смешено». Подобного нет в мировой поэзии, начиная с древнеегипетских гимнов. Волшебство этой строки снимается после этимологического анализа слов, придающих ненужную абстрактность выражению.