Книга благонамеренного читателя

Правильно, но только, наверное, в отношении языков, объединенных в индоевропейскую группу. Сопоставляя языки этой искусственно созданной в XIX веке семьи, ученые увидели, сколь велика разность в словарях и грамматике, и сделали вывод о смертности слова, придав ему универсальное распространение. Небольшая группа слов совпадала во многих языках. Ее признали остатком праиндоевропейского наследия и вывели учение об основном словарном фонде, который менее разлагается. А все те слова, которые не совпадали, попали в разряд словарного состава, рядовых слов, наиболее смертных.

К каким же классам относятся лексемы общие в индоевропейских, т.е. входящие в основной фонд, т.е. те, которые доказывают генетическое родство индоевропейских языков. Это:

1) Числительные от трех до пяти (когда существовала пятиричная система) или до девяти (в период существования десятиричной системы). Числительное «один» менее устойчиво. Почему? Потому что в индоевропейских языках название единицы не совпадают (ср. уан — один — ек). И потому эта закономерность становится общей для всех языков.

2) Личные или притяжательные местоимения 1–го и 2–го лица. Почему только первых двух? Потому что в индоевропейских местоимения 3–го лица не совпадают.

3) Некоторые термины родства.

4) Названия некоторых частей тела (в индоевропейских общее только название ноги — *от).

Таким образом, достаточно при сопоставлении двух внешне не схожих языков увидеть близость этих лексических групп, чтобы заявить о генетическом родстве языков. Индоевропейская семья создавалась по этой несложной схеме, на первых порах, когда схожесть санскритских и греческих числительных, местоимений и терминов родства буквально ослепила европейских ученых. Когда существовала только такая альтернатива — или генетическое родство или никакого. А живая история языков знает несколько разновидностей родства. Лингвисты их не заметили и не описали. В противном случае индоевропейская семья языков распалась бы на несколько семей. Возникает вопрос: а может быть, числительные, местоимения и термины родства вовсе не остаток праиндоевропейского языка, а просто заимствованы из какого–то одного (скажем, персидского) в эпоху наибольшего распространения этого языка (скажем, при Ахеменидах, 1 тысячелетие до н.э., когда власть персов распространилась на западе до Греции и Египта, на востоке до Индии и Китая)?

Этот вопрос индоевропеисты предвидели и заготовили указ, по которому — слова основного фонда не заимствуются. Следовательно, числительные, пара местоимений и несколько терминов родства во всех языках (семитских, тюркских, угро–финских и др.) родились вместе с этими языками и только им принадлежат и не отдаются никому, и не заимствуются ни у кого. Если бы сравнили хотя бы тюркские с индоевропейскими, этот столп рухнул бы без особого шума. Сравнение показало бы, что языкотворцы не знали этого сурового указа, и заимствовали лексику на всех уровнях. И грамматику. Например, тюркские числительные первого ряда совпадают с индоевропейскими. Некоторые сложные числительные в индоевропейских заимствованы из тюркских. Латинская система спряжения объяснима только при уравнении с тюркской. Супплетивизм форм местоимений 1 лица именительного и косвенных падежей, служащие одним из основных аргументов родственности индоевропейских, объясняется при сравнении с тюркскими и угро–финскими языками (ср. я — меня, мне и мен — мени, менге). Происхождение форм терминов родства — mather, father, sister, brather — будет неполным без учета тюркского материала, в частности, без исследования истории тюркского форманта множественного числа — тер, который употреблялся и как суффикс, придающий смыслу слова звательно–уважительный оттенок.

 

Положение «индоевропейские языки» стало теорией, минуя стадию отрицания. Теория родилась в рубашке первой формулировки Джонса, но так и не выросла из нее за последующие столетия.

Она не эволюционировала, не революционировала; вековечность ее лишь доказывает неполноценность. Термин «индоевропейские языки» разрастается вширь, количественно, как раздел в оглавлении языкознания, но не в теоретической ее части. Как легко можно стать языком индоевропейским, заметно на новейшей истории картвельских.

В 1965 году в Тбилиси выходит книга Т. В. Гамкрелидэе и Г. И. Мачавариани «Система сонантов и аблаут в картвельских языках».

«Авторы убедительно доказали близость картвельского языка основы к семье индоевропейских языков»³ .

Некоторые лингвисты отозвались об основных выводах книги более сдержанно. Можно назвать очень глубокую и содержательную статью Арс. Чикобава «Отношение картвельских языков и индоевропейских»⁴ .

В 1908 году в Петербурге вышла работа Н. Я. Марра «Основные границы в грамматике древнегрузинского языка в связи с предварительным сообщением о родстве грузинского языка с семитическими».