Книга чая

Япония, которая шла по стопам китайской цивилизации, была знакома с чаем на всех трех его этапах. Мы читаем, как уже в 729 г. император Сёму в своем дворце в Нара устроил чаепитие для сотни монахов. Чайные листья, вероятно, привез его посол при танском дворе. Приготовили чай по тогдашней моде. В 801 г. монах Сайтё привез по возвращении на родину несколько семян и посадил их. В последующие века обрели известность многие чайные сады, так что аристократия и духовенство наслаждались напитком. Сунский чай добрался до нас в 1191 г., когда Эйсай вернулся после изучения южной школы дзэн. Новая порция семян, которую он привез с собой, была удачно посеяна в трех местах, в том числе близ Киото, в Удзи, который дал имя лучшему чаю в мире. Южная ветвь дзэн распространялась с поразительной быстротой, а заодно с ней чайный ритуал и чайные идеалы периода Сун. К XV в. под покровительством сёгуна Асикага Ёсимаса чайная церемония полностью устоялась и превратилась в независимое, светское действо. С этого времени чаизм полностью утвердился в Японии. Использование заварочного чая позднего Китая – явление у нас относительно недавнее: стало известно с середины XVII в. Заварочный чай заменил порошковый в общем употреблении, но не вытеснил полностью: порошковый сохранил свои позиции как чай из чаев.

Именно в японской чайной церемонии мы видим кульминацию чайных идеалов. Наше успешное сопротивление монгольскому вторжению в 1281 г. дало возможность продолжать движение, начатое в эпоху Сун и так безжалостно прерванное в Китае набегом кочевников. С нами чай стал не просто идеализацией формы его питья, а превратился в религию искусства жить. Напиток поднялся до уровня, на котором начинается поклонение чистоте и утонченности, осуществляется священная функция, когда хозяин и гость соединяются в нем, чтобы обрести всеобъемлющее земное блаженство. Чайная комната превращается в оазис в безотрадной пустыне утекающей жизни, где усталые путники могут встретиться, чтобы утолить жажду от всеобщего источника искусства взаимопонимания. Церемония – это импровизированная драма, интрига которой соткана вокруг чая, цветов, живописи. Никакое цветовое пятно не должно нарушать общий тон чайной комнаты, звук – ритм передвижения вещей, жест – гармонии движений, слово – единства окружающей обстановки; все телодвижения должны быть простыми и естественными – такова главная цель чайной церемонии. И что удивительно – этого удавалось достичь. За всем скрывалась утонченная философия. Чаизм представлял собой изменившийся внешне даосизм.

III. Даосизм и дзэн-буддизм

Связь дзэн-буддизма с чаем вошла в поговорку. Мы уже отмечали, что чайная церемония стала развитием дзэн-ритуала. Имя Лао-Цзы, основателя даосизма, также тесно ассоциируется с историей чая. В китайской литературе, касающейся происхождения традиций и обычаев данной философской школы, утверждается, что церемония предложения чая гостю началась с Гуаньинь – богини милосердия и почитательницы Лао-Цзы, которая, встретив его у ворот Хань, преподнесла старому философу чашу с золотистым эликсиром. В будущем мы еще обсудим аутентичность этой легенды, которая, однако, ценна тем, что подтверждает раннее использование даосистами данного напитка. Наш интерес к даосизму и дзэн-буддизму определяется большей частью теми идеями, касающимися жизни и искусства, которые вошли в плоть и кровь чаизма.

Достойно сожаления, что до сих пор не существует адекватного описания даосских и дзэн-буддийских доктрин на любом из иностранных языков, хотя для этого и предпринимались некоторые попытки.

Перевод всегда измена. Как отмечали авторы эпохи Мин, в лучшем случае он может показать лишь изнанку парчи – вот вам все нити, все узелки, но нет даже намека на цвета и общий рисунок. Но, в конце концов, что можно с легкостью извлечь из величайших доктрин? Мудрецы древности никогда не придавали своим учениям систематической формы и говорили парадоксами, потому что боялись сказать полуправду. Начинали свои беседы как глупцы, а заканчивали тем, что делали своих слушателей мудрецами. Сам Лао-Цзы, обладавший оригинальным чувством юмора, говорил: «Если бы люди с самым заурядным умом услышали про Дао, то расхохотались бы. Это не было бы Дао, если бы они не засмеялись над ним».