Книга чародеяний

— Да, сегодня хочется, — знакомый голос из-за спины заставил их подпрыгнуть. Адель оставалась в плаще Милоша, Милошу на голову приземлился плащ Берингара. Свистки и фонари неумолимо приближались к церкви, и досада из-за собственной дурости заставила выругаться и Адель. — Встаньте, спуститесь и сделайте десять шагов влево. Не оглядывайтесь. Не спешите, но и не останавливайтесь. Как окажетесь за углом церкви, идите за мной в семи-восьми шагах.

Полицейские расспрашивали супружескую пару в нескольких шагах от них. Те вертели головами и пожимали плечами, но Милош, услышавший пару фраз, прошипел что-то сквозь зубы и крепко вцепился в запястье Адель, увлекая за собой. Та не вырвалась, несмотря на возопившие от боли волдыри. Они сидели на виду… С другой стороны, так им не пришлось выходить из церкви прямо в объятия охраны…

— Чтоб мне сдохнуть… нет, чтоб мне сдохнуть!

— Что они говорят? Милош?

— Они ищут славянина и тёмненькую курв… гм, извиняюсь… по описанию, короче, вылитая ты. Кто-то всё-таки видел, но хоть не всех запомнил.

— Дерьмо собачье, — пробормотала Адель, проигнорировав оскорбление. — Чтоб мне провалиться. Хорошо на крылечке посидели…

Они шли, как велел Берингар, и вскоре увидели его за углом. Спокойно, не пряча лица, он подобрал с дороги неяркий фонарь и пошёл вперёд, даже не обернувшись на Фрауэнкирхе. Уследить за тем, как менялись улицы и переулки, было невозможно. Милош и Адель всегда отставали на несколько шагов. Когда впереди послышалось цоканье копыт, Берингар завёл руку за спину и жестом велел им затаиться слева; Милош догадался первым, и они вжались в узкий простенок, едва дыша.

За бешеным стуком своего сердца Адель смогла расслышать, о чём они говорят. Полицейские спрашивали «доброго саксонца», не видел ли он подозрительных лиц с восточных земель, ну или хотя бы пугающего вида девку, которая, ей-богу, ну вылитая ведьма из книжек. Берингар охотно сообщил, что видел сразу три сомнительные славянские рожи, и указал в удобную ему сторону. Когда цокот удалялся, он даже сделал пару шагов вслед и крикнул, чтобы всегда обращались за помощью, ведь он, добрый саксонец, страсть как ненавидит славян. Вскоре всё стихло, и путь к спасению продолжился.

Новые закоулки, вопреки ожиданию Адель, привели их в людное ярко освещённое место, похожее на задний двор питейного заведения. Так и вышло: подтверждая её слова, мимо пролетел какой-то жирдяй с полной кружкой пива, заботливо поставил кружку на кривоногий стол и принялся вдохновенно блевать в кусты. Это сбило беглецов с толку, и они потеряли Берингара, но вскоре увидели снова — на пороге чёрного входа, рядом с каким-то тощим усатым пареньком. Мелькнули деньги; потом Бер жестом подозвал их к себе.

— Трое.

— Понял, — протянул усатый, стремясь заглянуть под их капюшоны. — Там в городе ищут кого-то. Не вас ли?

— Боишься полиции? — вопросом на вопрос ответил Берингар. В его голосе не было обычной властности или уверенности, только плохо скрытое презрение. Это подействовало отменно.

— Да ещё чего! Да чтоб я, да этих мордатых! — раздухарился усатый. — Мне только зенки их покажи — сразу как заколд… гм, неважно. И вы тут не колдунствуйте, хорошо? Публика малость того… неподготовленная.

Мимо них протиснулась абсолютно голая женщина, вслед за ней — полуодетый мужчина. Оба горланили какой-то романс и смеялись. Адель запоздало сообразила, что заведение не только и не столько питейное.

Им отвели широкую комнату, обставленную разномастно и безвкусно, словно мебель тащили со всех концов города с одной лишь целью: забить пространство, да поярче чтоб было. По понятным причинам, больше всего места занимала кровать с алым балдахином, расшитым звёздами, и бордовыми подушками от изголовья до изножья. Горели свечи и благоухали цветы; на низком столике ожидали закуски и пара бутылок вина.

— Только всё не сожрите, — неловко попросил усатый, закрывая за ними дверь. — У нас этот, как его… дефицит.

И ушёл.

Есть не хотелось никому: во всяком случае, у Адель не осталось и одной десятой того аппетита, что она испытывала ранее. Болели ноги и руки, ныло в висках, всё ещё было страшно и немного стыдно. Милош притронулся к оливкам, но, похоже, тоже не почувствовал вкуса. Берингар обследовал комнату, подоконник, балдахин и ящики, бесстрастно вытряхнул из них женское бельё, ничего предосудительного не обнаружил, положил обратно.

— Можете выпить, если хотите, — сказал он. К бутылкам никто не притронулся. — До утра будем здесь, потом я постараюсь вывести их из церкви. Хотя Армана в настоящем облике никто не видел, Лауры не было на набережной…

— А с писаря взятки гладки. Но они и не убивали, — хмуро заметил Милош. — Извини за… это всё. Я, если честно, не привык прятаться от обычной полиции.