Читаем Книга для таких, как я полностью

Размещение произведений современных художников в жилом помещении создает удивительную (для России – так просто фантасмагорическую) иллюзию их социальной востребованности и уместности. Любопытно, что по мере развески постепенно менялось восприятие самих жильцов: как только странные и «непонятные», по их мнению, объекты и картины становились органичной частью привычного интерьера, настороженность сменялась любопытством, непонимание – готовностью принять правила незнакомой пока игры. Многие из них с тех пор стали постоянными посетителями выставок современного искусства, что само по себе – удивительный и в высшей степени оптимистический факт.

10. «Арт»

Английское слово «арт» и различные производные от него («арт-критик», «арт-дилер», «арт-менеджмент», «арт-тусовка», «арт-рынок») нередко употребляются отечественными критиками, журналистами, кураторами, да и самими художниками. Весьма показательно, что даже две крупнейшие московские художественные ярмарки называются «Арт-Москва» и «Арт-манеж».

С одной стороны, это закономерное следствие нелегального, «диссидентского» статуса современного искусства в СССР, когда и о фундаментальных понятиях, и о последних событиях в мировом современном искусстве приходилось узнавать из западных журналов и книг. Да и ориентировались художники (зачастую необоснованно) не столько на отечественного, сколько на зарубежного, западного зрителя. В то время и сложилась ироническая традиция употреблять «арт» вместо простого русского слова «искусство», тогда же были придуманы первые, нарочито шутовские производные: «Соц-арт», «ТОТАРТ», «АПТАРТ».

Позже, когда занятие современным (актуальным, новейшим) искусством стало делом совершенно легальным, а само актуальное искусство – предметом газетных заметок и, следовательно, достоянием широкой общественности, иноязычное слово «арт» стали употреблять на полном серьезе. Без тени иронии, как нечто само собой разумеющееся.

Виктор Мизиано, который, кстати сказать, и посоветовал мне включить в «Азбуку» настоящую главу, объясняет сей феномен следующим образом: получив долгожданную легальность, современное искусство в России так и не стало органичной частью культуры.

Ну да, оно стало чем-то вроде яркой заплатки на локте изрядно поношенного, но как бы «солидного» пиджака, сразу привлекающей внимание и чрезвычайно смущающей владельца костюма. Нравится нам это или нет, но факт остается фактом: весь пласт актуальной культуры воспринимается постсоветским обществом как самостоятельное явление, причастность которого к «нормальной» культуре более чем сомнительна.

То есть все просто: для среднестатистического россиянина актуальный художник – своего рода «иностранец», существо чужеродное, странное и непонятное, даже не нужное, хотя порой забавное. Общество инстинктивно стремится как-то это обозначить на уровне языка, хотя бы потому, что называть произведения актуальных художников «искусством» язык не поворачивается. «Искусство» (подсказывает память) – это знакомые с детства репродукции, публиковавшиеся в журнале «Огонек» и в конце школьного учебника литературы; это реалистические картины в тяжелых рамах и мраморные скульптуры – одним словом, что-то красивое и понятное. А все «непонятное», чужое можно назвать импортным словом «арт», обозначив одновременно и гипотетическую «прогрессивность» явления (ибо прогресс всегда приходил в Россию с Запада), и его возможную «ущербность» (дескать, «что немцу здорово, русскому – смерть»). «Арт» – это нечто однозначно нерусское, «басурманское», интернациональное, один из символов идеи «вестернизации» (а значит – модернизации) страны – в точности как «менеджер», «риелтор», «брокер», «имиджмейкер»… и «Сникерс» заодно.

Вот поэтому выставка «Русский портрет XIX века» в Третьяковской галерее или, скажем, «малые голландцы» в Эрмитаже – это, конечно же, «искусство». А выставка Олега Кулика в «Риджине» или, к примеру, Дмитрия Гутова в Галерее Гельмана – это, несомненно, «арт». О первых двух событиях публике сообщает «искусствовед», о вторых – «арт-критик» (даже если это одно и то же лицо, что порой случается).

11. Аудитория

Постоянные сетования моих друзей и знакомых (отнюдь не только наших с вами сограждан, но и вполне благополучных европейцев), чья профессиональная деятельность так или иначе связана с актуальным искусством, на равнодушие широкой зрительской аудитории к оному искусству в свое время спровоцировали меня на следующую мистификацию: я написал рецензию на якобы готовящийся к изданию роман немецкого писателя Михаэля Штрауха «Глупый город» и опубликовал ее в своей постоянной рубрике в популярном сетевом издании GAZETA.RU, для которого тогда писал. Понятно, что Михаэль Штраух вымышленное лицо, а романа «Глупый город» нет в природе. Просто у меня тогда появилась смешная идея, как можно было бы приохотить массовую аудиторию к актуальному искусству.

Перейти на страницу:

Все книги серии Миры Макса Фрая

Карты на стол
Карты на стол

Макс Фрай известен не только как создатель самого продолжительного и популярного сериала в истории отечественной fantasy, но и как автор множества сборников рассказов, балансирующих на грани магического и метареализма. «Карты на стол» – своего рода подведение итогов многолетней работы автора в этом направлении. В сборник вошли рассказы разных лет; составитель предполагает, что их сумма откроет читателю дополнительные значения каждого из слагаемых и позволит составить вполне ясное представление об авторской картине мира.В русском языке «карты на стол» – устойчивое словосочетание, означающее требование раскрыть свои тайные намерения. А в устах картежников эта фраза звучит, когда больше нет смысла скрывать от соперников свои козыри.И правда, что тут скрывать.

Макс Фрай

Городское фэнтези

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза