КНИГА ДЛЯ ВНУЧЕК

Вскоре я узнала, что арестован Василий, мой брат. Его дочь сказала, что „папа пил с иностранцами, мы его предупреждали этого не делать". Потом позвонила его третья жена (чемпионка по плаванию, самый серьезный и хороший человек из всех его жен) и сказала, что его арестовали. Я не удивлялась – как мне и посоветовал сделать мой друг. Василий был генерал-полковником авиации и входил в высшие круги правительства и армии. С его характером, он, наверное, угодил в большую неприятность. Это он умел.

Всю весну и начало лета этого 1953 года я занималась своими книгами, детьми, хозяйством и старалась сидеть как можно тише, никуда не ходить. Как вдруг, где-то в начале июля позвонила мне приятельница и, задыхаясь от волнения, сказала: „Знаешь что? Шоферы говорят, что велели снимать повсюду портреты Берия. А на Садовой стоят танки". Вот так мы узнавали новости: через самые непредвиденные источники. Но шофер правительственного гаража – это достоверный источник!

Потом постепенно, из рассказов многих друзей раскрылась невероятная картина ареста Берия; содержания его в подвалах Московского военного округа; скорейшего заседания Трибунала; и – там же в подвалах – приведения приговора в исполнение.

Мне рассказал об этом ныне покойный главный хирург Советской армии Александр Александрович Вишневский, знавший близко всех высокопоставленных военных. „Ты только подумай, – повторял он, – ты только подумай! Просил на коленях даровать ему жизнь. Это человек – которого все так страшились! Так торопились привести приговор в исполнение, боялись его как огня. Жутко. Жутко!"

А затем началась читка в партийных организациях Объяснительного письма ЦК КПСС о Берия, где его называли ,,ино-

96

странным шпионом", „контрреволюционером со времен гражданской войны", „растленным человеком", и прочая и прочая. Читка была долгой. ЦК не поскупился на подробности о любовных похождениях теперь уже не страшного, поверженного и расстрелянного главы КГБ, разведки, контрразведки и всех секретных агентств. Мало что было сказано конкретно о деятельности этого человека – и о его жертвах, особенно на Кавказе, и в Москве.* В конце письма ЦК утверждал, что КГБ должен наконец заниматься своими делами, а не играть роль „второго правительства".

Этого все ждали, все хотели и встретили эти слова рукоплесканиями. В последующие годы, действительно, Хрущеву удалось поставить КГБ „на свое место". Но все началось тогда с обезвреживания руководителя.

Через месяц после этого меня снова вызвали в КПК на Старую площадь и уже некто другой, не Шкирятов, сказал мне, что выговор мой снят и что это будет сообщено в мою организацию. „Постарайтесь забыть об этом неприятном инциденте!" – сказал он с улыбкой. „Нет уж, вряд ли", – ответила я.

Таинственный Надирашвили, как я полагаю, все же сумел как-то передать Сталину что-то насчет деятельности Берия. Последовали тогда немедленные аресты всех ближайших к Сталину лиц: генерала охраны Н. С. Власика, личного секретаря А. Поскребышева. Это был январь-февраль 1953 года. Академик В. Н. Виноградов уже находился в тюрьме, а он был личным врачом Сталина и, кроме него, никто к нему не допускался. Поэтому, когда во вторую половину дня 1 марта 1953 года обслуживающий персонал нашел отца, лежавшим на полу возле столика с телефонами без сознания, и потребовал, чтобы вызвали немедленно врача, никто этого не сделал.

Безусловно, старые служаки, такие, как Власик и Поскребышев, немедленно распорядились бы без уведомления правительства, и врач прибыл бы тут же. Но вместо этого, в то время как весь взволнованный происходившим персонал

__________________

* В числе свидетелей, предоставивших материалы, – их был длинный список – было упомянуто и имя Надирашвили. Значит, его давнишний враг действительно не нашел и не поймал его. Я никогда больше о нем не слышала и не видела его, но было приятно знать, что он не погиб.

97

требовал вызвать врача (тут же из соседнего здания, в котором помещалась охрана), высшие чины охраны решили соблюдать „субординацию": известить сначала своих начальников и спросить, что делать. Это заняло многие часы (отец лежал тем временем на полу безо всякой помощи), и, наконец, приехало все правительство, чтобы воочию убедиться, что действительно произошел удар, – диагноз, который первой поставила подавальщица Мотя Бутузова.

Врача так и не позвали. В течение последующих 12-14 часов на даче в Кунцево разыгравалась драма: обслуга и охрана, взбунтовавшись, требовали немедленного вызова врача, а правительство уверяло их, что ,,не надо паниковать". Берия же утверждал, что ,,ничего не случилось: он спит".