— Он говорил с Пролокьютором и сказал ему, чтобы тот поговорил с нами. Со мной. Он приказал нам вывести вас оттуда, потому как это часть Плана. План — самое важное, что есть, сэр.
— Безусловно.
— Вы говорите так, — он подошел к ней, огромный как талос, пятьсот фунтов металла, — потому как вас научили в какой-нибудь палестре. А я говорю, потому как чувствую это своими моторами. Он сказал, взять вас и принести жертву; он придет и скажет нам, что делать дальше. Так сказал Пас.
Она опять кивнула, уже смирившись.
— И мы поймали био, а потом я подумал, что этого может не хватить, и заставил их поймать двух богов.
— Церберов, сержант.
— Как хотите. Только церберы не привели его сюда, а теперь он и вы говорите, что био тоже не помогут, сэр. — Песок повернулся лицом к Прилипале, сунул ему в руку свой карабин. — Я знал, патера. Знал до того, как вы прочитали цербера. Вы когда-нибудь хотели умереть?
— Я? Э... нет.
«Он врет, — подумала майтера Мята. — Я это знаю, и он».
— Я хочу. — Песок показал рукой на Шифера, Сланца и Грифеля. — И они. Могет быть, они этого не скажут, но они хотят. Я хочу умереть за Паса и собираюсь это сделать прямо сейчас. — Он встал на колени и уставился в пол, а Прилипала беспомощно посмотрел на карабин.
— Если вы предпочитаете не делать этого, Ваше Высокопреосвященство, — прошептала майтера Мята, — вам, безусловно, позволительно выбрать того, кто лучше вас знаком с оружием.
— Вы бы, э, согласились, генерал?
Она вздохнула:
— Иногда генералам нужны сержанты, чтобы напомнить им о долге. Так мне кажется. Учила ли я это в палестре или нет, но сержант Песок прав. План — самое важное, что есть на витке, и жертва согласна.
— Спасибо, сэр, — прошептал Песок, все еще стоявший на коленях.
Она встала на колени рядом с ним.
— Я слышала, что хэмы тоже могут... воспроизводиться. Ты никогда не делал этого?
— Никто из нас, генерал, — сказал Грифель, — да и почти не осталось хэмов-женщин.
— Да, — подтвердил Песок. — Никогда.
Она опять повернулась к Прилипале и протянула руки к карабину.
— Я тоже никогда не стреляла из карабина, Ваше Высокопреосвященство, но я знаю, как это делается, потому что видела тысячу раз с тех пор, как все началось.
— Нет, майт... нет, генерал.
— Пожалуйста, Ваше Высокопреосвященство. Ради вас самих.
Он заставил ее замолчать, подняв карабин и неловко направив его на Песка.
— В точности. Э... в точку. Ради меня, генерал. Если я должен, хм, руководить... э... святым, хм, самопожертвованием. Моя ответственность. Следите за мной? Наказание за преступление, эге? Религиозное, еще хуже. Изгнание из... э... действующего духовенства. — Казалось, его хриплое дыхание наполнило мантейон.
— Но для него... э... для высшего бога. Для Паса!
Он дернул за спусковой крючок.
— Не так, Ваше Высокопреосвященство. Надо опустить предохранитель; кроме того, если вы будете держать карабин таким образом, отдача покалечит вас. Так меня заверили. — Она поправила карабин в его руках. — Держите его твердо, прижмите к плечу. Тогда он просто оттолкнет вас назад. Но если вы будете держать его, как сейчас, да еще так далеко от себя, он отлетит назад и ударит вас, как дубина.
— В голову, патера, — сказал Песок. — Так лучше всего.
— Я здесь авгур, — сказал ему Прилипала и выстрелил.
Гром выстрела потряс замкнутое пространство мантейона. Песок встал; какое-то мгновение майтера Мята не могла понять, попала ли пуля в него. Повернувшись лицом к Священному Окну, он раскинул руки. Потом раздался жуткий звук, то ли крик боли, то ли хриплый хохот. Из его горла хлынула черная жидкость, забрызгивая чистую черную одежду, которую она только что надела.
Священные Оттенки появились в Окне даже раньше, чем Песок упал на пол.
Она мигнула и вгляделась, потом мигнула опять. Не одно, но два лица заполнили Окно, одно открывало рот и ловило воздух, второе излучало силу и могущество, но казалось совершенно — и больше, чем совершенно — безжалостным и требовательным.
— Мой верный народ, — прогремел Двухголовый Пас, — получите благословение вашего бога.
—
Пас был громом и все уничтожающим ветром:
— Перенесите этого самого благородного из моих солдат в Великий мантейон. Я буду говорить...
Оба лица исчезли. Окно Главного компьютера заполнили темно-желтые и радужно-черные полосы. Змеи корчились от боли, скорпионы стремительно неслись по их спинам; за ними все они — Паук, майтера Мята, Антилопа, Прилипала, Шифер, Сланец и Грифель — увидели искаженное мукой лицо Ехидны.
Пас вернулся, как будто Ехидны никогда не было.
— Там наш пророк Гагарка восстановит его для нас.
Глава одиннадцатая
Любовники
— Мне нужно очень много рассказать вам, кальде, дюжину новостей, — сказал Хоссаан, когда поплавок взлетел. — Хотя я и знаю, что для этого не будет времени. Всего четыре улицы.
— Я знаю, где это, — рявкнул Шелк. — Быстрее!
— Легче, парень! — Меченос положил ладонь на руку Шелка.
Хоссаан посмотрел в маленькое зеркальце, висевшее над головой, и поймал взгляд Шелка.