Док уже не слышал – он бежал по коридору, молясь о том, чтобы здешняя архитектура не слишком сильно отличалась от той, где его звали Доком, а Гайюса – Гайюсом, и ребята, его ребята, его народ, его семья и родина, существовали на самом деле, он повторял про себя их имена, считая шаги, ныряя в ниши, взлетая по лестницам, ссыпаясь по другим, сворачивая и петляя, набирая коды, подставляя глаза считывателям, надеясь, что успеет уйти.
Они не пытались разговаривать с ним, не пытались остановить по-человечески. Выстрел – игла впилась в шею – пол взлетел перед ним, уклоняясь влево, и он даже не успел сгруппироваться перед падением, валился, как мешок. Всё зыбко плыло мимо, он видел расплывчатые фигуры, раскачивающие воздух вокруг себя, и слышал текучие, густые, как магма, голоса, говорившие как будто хором в унисон:
– Да, он может быть опасен. Позаботьтесь о нем. Я навещу его в стационаре чуть позже, когда он придет в себя. Пожалуй, пусть поспит до завтра, я хочу внимательно изучить его карту.
Док хотел сказать, что ему некогда спать, его ждет на улице говорящая кукла-вампир, но понял, что ему никто не поверит: какой вампир на улице среди бела дня? Мадлен, Мадлен… Она что-то кричала, он что-то отвечал, но сам себя не слышал. Всё плыло вокруг и внутри, и он вдруг понял, что не может больше сопротивляться этому течению, потому что он сам и есть это течение, и он вздохнул, как волна, и уплыл с ней в ее глубину.
Темно, только маленький клочок света справа, боль, встать… невозможно. Провал.
Темно, боль не дает думать, тело – чужое, где-то далеко, не дотянуться, всё куда-то плывет, и выбраться из течения нет сил. Волна уносит.
Мутно, серо, подсвечено желтым справа. Приглушенный белый свет неяркого дня. Тело едва двигается, как в паутине. Кажется, болит голова. Переждав накатившую тошноту, Док сжал сознание, как пружину, еще раз осторожно пошевелился, пересчитал манжеты и ремни на запястьях и щиколотках, поперек бедер и живота – даже голова прижата к изголовью широкой прочной лентой… А это что? Памперс? Мокрый? О боже… – и отпустил пружину, позволил сознанию раствориться в клубах тумана.
Когда он проснулся в следующий раз, голова уже не болела, памперс был сухим, сознание ясным, реальность отчетливой, и с той стороны, где раньше был желтый свет, теперь сидел на стуле Гайюс.
Док облизнул губы, спросил с любопытством:
– Я что, был буйный? – голос расплывался, Док не смог понять, звучит ли он так или так слышит.
– Не успел, – ответил Гайюс, слегка качая головой. Док вспомнил, что это не Гайюс, и слегка разозлился. Химический сон вытравил остатки отчаяния, оставил горькую ясность и тихий звон на краю слуха, как будто понарошку.
– А чего тогда это? – Док попытался взглядом показать на свои путы. Вышло плохо, но Гайюс его, кажется, понял – хотя и не ответил на вопрос.
– Я хотел дождаться, когда ты проснешься и придешь в себя, чтобы поговорить с тобой еще раз. Прежде чем назначать лечение.
– Поговорить? Вот прямо так? Когда я прикручен к кровати?
– Да, – спокойно кивнул Гайюс. – Потому что в силу своей подготовки ты можешь быть опасен, а я не знаю, что с тобой происходит. Похоже, ты и сам не знаешь, потому и пришел ко мне.
– С чего ты взял, что я опасен?
– Почему ты решил уйти, Рей?
Док подумал и ответил честно, как привык отчитываться о своем состоянии, потому что это важно для работы.
– Очень хотелось тебя убить. Нет, не тебя. Просто – кого-нибудь, кого угодно. Решить, что это ты во всем виноват – и убить. Или кого угодно.
– Вот поэтому мы говорим именно так.
– Но я ведь не убил. Я ушел.
– Ты уверен, что тебя хватит на это еще раз?
– Я уже не в таком… отчаянии.
– А в каком?
Док засмеялся.
– Ты прав, док, – всё еще смеясь, согласился он. – Вот так и давай: теперь ты будешь док, а я буду… как вы там меня называете? Рей? Я буду Рей. Так я не запутаюсь. Не будет соблазна подумать, что ты мой Гайюс, что я там, где надо.
– А где тебе надо быть, Рей?
– Там, где Клемс жив. И там, где все мои ребята на месте и в порядке. Это не здесь. Но я найду.
– Клемс погиб, Рей. Умер. Ты видел это, он умер у тебя на руках. Я читал отчеты об операции – это было трудное дело. Вам пришлось тяжело. Хуже, чем обычно. Если бы не твой финт со слонами…
– О, этот ваш Рей тоже придумал насчет слонов? Я почти начинаю его любить.
– То, что с тобой происходит – симптомы посттравматического стрессового расстройства. Ты это знаешь. Потому и вернулся. Твоя здоровая часть ищет помощи для страдающей травмированной части, ищет возможности удержать под контролем агрессию. Ты не можешь смириться со смертью друга…
– Не друга, док. Клемс был отличным другом, это правда, но не вся.
– Бессонница, вспышки злости, раздражения, ярости, галлюцинации, флешбэки – это всё симптомы…
– У меня нет галлюцинаций, док. И бессонницы нет. Остальное – да.
– Ты говорил, что видел Клемса.
– Ну, видел. Его вся команда видела – и ты его видел, а как же. Клемс дисциплинированный, не пропускает встречи, правда?
– Не пропускал, – согласился Гайюс.