Книга драконов

Милые, да? Некоторые разочарованы, большинство испытали облегчение. Эти драконы не имеют ничего общего с великанами Библиотеки Уиденер, которая обеспечивает энергией Бостон, или даже теми, что поменьше, которые управляют гигантскими реактивными самолетами, пересекающими Атлантику и континент.

О, я не хочу строить из себя специалиста по драконам. Я сама не видела драконов до восемнадцати лет, когда приехала в Уэллсли, первокурсницей с вытаращенными глазами.

[Архивные фото колледжа Уэллсли, представленные в стиле Кена Бёрнса[16].]

Тогда в фонде Уэллсли было всего пятеро: три американских бизонорогих, валлийский виерн и английский змей. Они не шли ни в какое сравнение с пятисотголовым фондом Гарварда-Рэдклиффа, но для меня это богатство, эта мощь была за гранью воображения.

Пока остальные девочки еще обустраивались, я решила прогуляться вокруг озера Вубан, где поселилась самая маленькая из бизонорогих, Делирия. Был уже вечер, и я не ожидала что-либо увидеть. Я знала, что драконы были очень заняты и редко бывали у себя. Хотя, как и большинство университетских драконов, они слетелись в Уэллсли, потому что их привлекла сокровищница знаний, сосредоточенная в библиотеках и лекционных залах, договор Содружества и университета предполагал, что драконов убедят обеспечивать энергией с помощью огненного дыхания фабрики и мельницы в соседних городках.

Однако профессора также знали, что драконам требовалось бывать у себя в жилище, чтобы восстанавливаться. Драконы не питались одним только зерном и мясом: их духовное здоровье требовало погружения в академическую атмосферу колледжа, требовало проводить время в одиночестве и размышлять – знаю, современные специалисты скажут, что это все чепуха, но я верила в это тогда и верю сейчас.

Неплохая метафора студенческой жизни, как по мне.

Тропа вдоль берега была окутана туманом, как и само озеро. Я шла и шла, воодушевленная мыслью, что я сама по себе, что за мной не присматривают ни родители, ни наставники. Я воображала себя героиней старинной баллады, которая пробиралась по долинам и болотам, преследуя дракона, сторожащего сокровища. Тяжелая мгла не позволяла увидеть другой берег озера, поэтому оно казалось огромным, как целый океан: тогда я не знала, что потеря пространственного чувства – это распространенный психологический эффект от близости дракона.

Вдруг раздался громкий рев – он напомнил мне звук реактивного двигателя. Я повернулась, и мне открылось зрелище: вода в озере взорвалась, будто вулкан. Мгла на мгновение расступилась, явив длинную, извилистую шею, как на рисунках бронтозавров, которые я видела в книжках, а наверху нее была огромная рогатая и пушистая голова. Солнечный свет, преломленный туманом, окружил эту голову сиянием тысячи цветов, которые я никогда не видела и которым даже не знаю названий. Голова повернулась ко мне, а эти глаза, голубые, округлые, засветились изнутри, встретились с моими.

Затем Делирия, почти небрежно, приоткрыла пасть и мягко зашипела, будто говоря шепотом; туман клубился вокруг ее пасти, сияя слабым голубым светом, как айсберг. У меня же сердце подскочило к самому горлу.

Она отвела взгляд и посмотрела на небо. Широко раскрыла челюсти и выдохнула пламя – оно было как огненный цветок, распустившийся посреди озера.

Не думаю, что до этого я когда-либо понимала буквально, что значит, когда говорят: «захватывает дух». Я видела немало научных иллюстраций и фотографий драконов, которые сворачивались внутри электростанций и с помощью огня генерировали пар, чтобы тот вращал турбины, производившие электричество, а то, в свою очередь, служило источником силы для механизированного мира. Но драконы на тех иллюстрациях казались прирученными и управляемыми, казались органическими компонентами механизма современного мегаполиса.

Но находиться прямо перед драконом оказалось совершенно не так – это было возвышенное чувство, как сказали бы поэты-романтики. Я сразу же поняла, почему столько исследователей и инженеров старины проходили сквозь грозовые бури, через затянутые льдами арктические воды, бездорожные пустыни, усеянные скелетами и болотами с ядовитыми испарениями, – лишь бы хоть глазком увидеть этих великолепных созданий.

Много лет позже, уже после того, как родилась Джули, эта история стала одной из ее любимых, и она требовала, чтобы я пересказывала ее снова и снова. В детстве она была одержима драконами и много их рисовала – прямо как Зои. Глаза она всегда оставляла напоследок, а когда доходила до них, раскрашивала ярко-голубым, с блестящими полосками, выливающимися в мглистый воздух, и тогда драконы будто бы оживали.

ХАРИВИН