Книга джунглей. Вторая книга джунглей

Все четверо налегли, стоя рядом. Ограда пошатнулась, треснула и упала, и люди, онемев от ужаса, увидели в неровном проломе измазанные глиной головы разрушителей. Люди бросились бежать вниз по долине, оставшись без приюта и без пищи, а их деревня словно таяла позади, растоптанная, размётанная и разнесённая в клочки.

Через месяц от деревни остался рыхлый холмик, поросший нежной молодой зеленью, а когда прошли дожди, джунгли буйно раскинулись на том самом месте, где всего полгода назад были вспаханные поля.

Угрозы Маугли людям

Я накличу из джунглей ползучие травы —
Будет девственный лес, там, где жили вчера вы!
И обрушатся кровли,
И балки падут —
И карелой[71]

, горькой карелойДома зарастут!

Мои братья завоют на ваших дворах,

И летучие мыши повиснут в дверях,
Ядовитые змеи
Вползут на порог
И с карелой, горькой карелойСовьются в клубок!

Только шорох во мраке… Но вам не увидеть

Моих братьев, умеющих вас ненавидеть.
Пастухом будет волк
И в загоны войдёт —
И карелой, горькой карелойПастбище изойдёт!

Я косой-невидимкой скошу ваши нивы,

Так чтоб злаков ни колоса здесь не нашли вы.
И олень будет пахарем,
Стопчет поля —
Под карелой, горькой карелойЗастонет земля!

Я накликал из джунглей ползучие травы —

Будет девственный лес там, где жили вчера вы!
И деревья обступят,
И балки падут —
И карелой, горькой карелойДома зарастут![72]

МОГИЛЬЩИКИ (перевод А. Колотова)

Если братом называл ты Шакала, поделился с Гиеной куском,

Можешь мир заключить с крокодилом — ненасытным зубастым бревном![73]

— Уважайте старость!

Это был жирный голос — густой голос, который заставил бы вас вздрогнуть, — голос такой, как если бы что–то мягкое разваливалось надвое. В нем были дрожь и резкое завывание.

— Уважайте старость! О, населяющие реку, уважайте старость!

На широкой поверхности реки не было ничего, кроме нескольких гружённых строительным камнем деревянных барж с квадратными парусами. Они плыли вниз по течению и только что прошли под железнодорожным мостом. Приподняв неуклюжий руль, они миновали песчаные наносы у мостовых опор, и, в то время как они проходили по три в ряд, устрашающий голос раздался снова:

— О владыки реки, уважайте старых и бессильных!

Сидящий на борту лодочник повернулся, поднял руку, произнёс нечто, весьма далёкое от благословения, и лодки, поскрипывая, двинулись в сумерках дальше. Широкая индийская река, больше похожая на цепь соединённых протоками стеклянно–гладких озёр, отражала песчано-красное небо, но возле низких берегов была испещрена пятнами желтизны и тёмного пурпура. В сезон дождей её пополняли маленькие ручьи, теперь же их пересохшие устья чётко обозначались выше уровня воды. На левом берегу, почти под самым мостом, стояла деревня, слепленная из глины, кирпича, соломы и прутьев. Её главная улица, забитая возвращающимся в стойла скотом, шла прямо к реке и оканчивалась грубым кирпичным пирсом, где, по ступенькам сойдя в воду, люди могли свершить омовение. Это была пристань деревни Магер-Гот[74].

Ночь быстро опускалась на поля чечевицы, риса и хлопка, расположенные в ежегодно затопляемых низинах, и на густо спутанные заросли пастбищ, отделённые от полей спокойными тростниками. Во всё время вечернего водопоя там трещали и орали вороны и попугаи; с наступлением ночи они улетали, встречаясь на пути к лесу с батальонами крылатых лисиц[75], а в тростники со свистом и щёлканьем спускались тучи водоплавающих. Там были длинноголовые гуси с чёрными спинами, чирки, свиязи, утки, пеганки, кроншнепы, кое-где — фламинго.

Неуклюжий аист-марабу[76], задрав зад, переваливался в воздухе с таким видом, будто каждый взмах крыльев был для него последним.

— Уважайте старость! Старейшины реки, уважайте старость!